Я подождала, когда натечет хоть какой-то ответ на этот вопрос, но не дождалась.

Однако воспоминание о беглом, блудном Викторе согрело: "Вполне вероятно, он кое-что знает на этот счет и когда явится..."

Но когда он явится? И явится ли вообще? Дарья рассказывала как-то, что он в самый шторм поплыл на моторке за мешками с мукой к пароходу, что стоял на якоре. В поселке кончилась мука, и он с каким-то тоже бедовым помором дядей Филей "побурили" на "дорке", и их перевернуло, еле спасли. А однажды её братец Витюша ухнул в прорубь... Тоже случаем спасся...

Подозреваю, как возопят некоторые мамзели: "Ах, ах, какая она эгоистка, эта журналистка Игнатьева! Ради успеха своего расследования она переживает за этого Виктора, а не потому, что Виктор - живой человек!"

Пусть так. Эгоистка. Ради успеха расследования. Но я жарко помолилась, глядя в лицо подружившейся со мной луне, за то, чтобы Виктор, несмотря ни на какие страшные случайности, уцелел, вернулся в полном здравии и смог ответить мне на мои вопросы... Захотел и ответил...

На тот, раннеутренний час ясность для меня была в одном - Ирина Аксельрод и Андрей Мартынов - любовники. И я, признаюсь, не спешила осуждать красивую сорокалетнюю женщину. Уж больно необычный достался ей паренек, восторженный поклонник её покойного мужа. С каким пылом неистового правдоискателя он клеймит позором приспособленцев с членскими билетами Союза писателей! Какую прекрасную порет горячку, перечисляя прегрешения по сути ничтожных людишек, чистых самозванцев! И как капитально при этом предан В.С. Михайлову, судя по всему, единственному, в ком не ошибся, кто не испоганил ни словом, ни делом его вымечтанные в глубокой провинции высокие представления о настоящем писателе!

Он ведь и меня заставил засесть за Михайлова! С его подачи я не пошла ни туда, ни сюда, а опять открыла мемуары Владимира Сергеевича. И убедилась - захватывающее чтение. Написанные ярким, сочным языком, воспоминания были полны глубоких прочувствованных мыслей. Мне понравилось, что автор, не в пример прочим, спешно приноравливающимся к новой обстановке, перечислил достижения Страны Советов наряду с её ошибками, оплошками, преступными замыслами и их воплощением. Открыто и честно он признался в том, что любил и любит "державность" и "государственность", а не разброд и шатание в умах и судьбах, что с удовольствием слушает советские песни, полные человечности и оптимизма. Что войну выиграла никакая не партия, а если уж как на духу, то великая любовь нардов, и прежде всего русского, к своему Отечеству, как велось от веку.

Признался, что отнюдь не претендует на высокие слова в свой адрес, осознает, что "до классиков не докарабкался, высоковато слишком", но счастлив, что дети в детсадах и школах знают его стихи, что он учит добру, состраданию, честности самых маленьких граждан страны.

Вообще размышления о характерах, судьбах детей, подростков, юношей ему особенно удались. Он никого не ругает, не судит, не насмешничает, как это частенько делают старые люди, над подрастающим поколением, упрекая его во всех тяжких грехах. Наоборот, Владимир Сергеевич восторгается потенциальными возможностями юных, он видит, как много они могут.

"Нельзя, опрометчиво судить свысока о своих детях и не видеть в них личность. Тот, кто воспитывается окриком, кулаком, чье человеческое достоинство унижается изо дня в день, рано или поздно отомстит свои "угнетателям", а значит, и обществу в целом, - пишет Владимир Сергеевич. Умные родители, напротив, стараются всячески укреплять веру ребенка в собственные силы, возможности, а не глушат их".

Я невольно вспомнила, как однажды мы с отцом набрели в лесу на речонку. Она текла в глубине оврага. Перейти её можно было лишь по двум бревнам, переброшенным с одного берега на другой. Отец легко перебежал на ту сторону и стал ждать меня. Но я, едва ступив на эти бревна и глянув вниз, закричала в испуге:

– Не пойду! Не хочу! У меня не получится!

– Неправда, Татка! У тебя все получится! У тебя замечательно все получится!
– ответил отец.
– Ты только не смотри вниз, а гляди себе под ноги! Ну, давай! Жду! Не тяни кота за хвост!

И я, десятилетняя, поверила в себя и благополучно перебралась туда, где, раскинув руки, ждал меня мой веселый отец...

И про свое участие в войне Владимир Сергеевич написал умно, достойно, без хвастовства. Признал, что, конечно же, тяжелее всего было пехотинцам, артиллеристам, всем тем, кто воевал на "передке", а он - газетчик, только и всего... Хотя, конечно, и газетчиков фашистская пуля, осколок не щадили...

Понравилась мне и глава о молодых литераторах. Их Владимир Сергеевич не поучает с высоты своего писательского опыта, а сердечно зовет действовать, добиваться и опять же не робеть:

"Наш писательский труд, дорогие вы мои, и мука, и наслаждение, и постоянный источник жизненных сил. Только нельзя расслабляться. Надо работать и работать. Перефразирую слова Олеши "Ни дня без строчки!" так: "Ни дня без страницы!" Надо сделать свой труд привычным, необходимым, без которого теряется смысл жизни.