И тут я размахнулась... Потому что нельзя мне было уйти без ответа на этот вопрос! Никак нельзя!

– Ирина Георгиевна, - тихонько, без нажима, произнесла я, - вы знаете, что ваш бывший муж Анатолий Козырев...

Ее темные глаза, казалось, стали ещё темнее, губы сжались в ниточку.

– И не стыдно вам?
– ошарашила она меня горьким упреком.
– Не стыдно травить мою душу? Я, признаться, думала, что вы, Татьяна, более тонкий человек... Да как же вы не понимаете! Как же вы не понимаете! Какой бы он ни был, но он был, был моим мужем! Я знала его молодым, полным сил, планов, любви ко мне! И вот он умер... Его нет... Мне даже совестно как-то объяснять вам, что это такое - смерть близких людей! Это чувствовать надо!

– Простите... я не хотела... я... мне, поверьте, совсем не хотелось лишний раз огорчать вас...

Пристыженная, я спиной пошла к двери, не спуская глаз с Ирины, с её расстроенного, опустошенного лица.

– Нет, Таня!
– внезапно она соскочила с постели и ко мне, схватила меня за руки, посыпались на пол книжонки - дар молодых дарований.
– Нет, нет, Таня! Я не хочу отпускать вас вот так! Мы же не ссорились! Я же только намекнула, что Анатолий... Анатолия...

Руки у неё были горячие.

– У вас температура, - сказала я.
– У вас жар!

Она тотчас ухватилась за эту идею:

– Да, да, температура! Да, да, жар! Я больна, я очень больна!

– Вы лягте...

– Я лягу!
– уверила она меня, все ещё не отпуская моих рук.
– Я обязательно лягу! Мне обязательно надо! Авария! Скрежет металла! Это все не просто! Это все ужасно!

– Пошли, пошли, - говорила я, потягивая её в сторону постели.

И она послушалась, она пошла, а когда легла, вдруг уставилась в проем двери за моей спиной и глухим, нехорошим голосом крикнула:

– Ты?!

Я оглянулась. В проеме высилась стройная, крепкая фигура Чеченца, то есть Андрея Мартынова, то есть, по моим основательным предположениям, - её роковая страсть.

Он бросился поднимать мои рассыпавшиеся листки и книжонки. Она - ни звука.

Я ушла. Он остался. Я так и не поняла, рассорились мы с Ириной или же, все-таки, нет? И что означает этот её последний, диковатый вопль: "Ты?!"

Я уходила от этой сцены все дальше и дальше, но продолжала чувствовать себя несколько оплеванной и виноватой.

Действительно, явиться к женщине, которая только что из Склифа, после автоаварии, и вместо слов мягких, утешительных шарахнуть вопросом неуместным, безобразным, посягающим на её хрупкий внутренний мир... К тому же на кого булаву-то подняла? На вдовицу, на особу с поэтической душой! Стыдись, Татьяна!

И, верно, для того, чтобы окончательно усовестить себя, я открыла в электричке сборник стихов Ирины Аксельрод и стала читать:

Во мне запело...

Что? Чего? Откуда?

Не может быть!

Там пусто и темно!

Но вопреки серебряные трубы

Поют-звенят в раскрытое окно...

Стихотворения как стихотворения. О любви, об одиночестве, о природных явлениях, в соответствии с названиями: "Встреча", "Нас погубит дорога...", "Взгляд", "Майские грозы", "Когда в ночи летит звезда..."

Книжечка небольшая, я успела прочесть её всю. Мне стало совсем не по себе. Одно дело, знаете ли, посягать на мир "во чреве" грузчика дяди Степы и совсем другое - вламываться под хрупкие своды души сложной, рафинированной...

Пролистала я и тоненькие книжечки начинающих литераторов. Тут же, по дороге в Москву. Тоже стихи как стихи: о природе, любви, одиночестве... А у Павла Федорова, как и ожидала, ещё и о Чечне, о боях, о погибших товарищах. Но сначала - "Плач новобранца" с эпиграфом:

Я пишу из далекого края,

Где одежду бесплатно дают,

Где за двадцать секунд одевают

И в столовую с песней ведут.

Ну то есть что? Тоска и юмор вперемежку.

Ну и чо, ну и чо?

Обожгло тебе плечо?

Лучше голову потрогай,

Коль цела, молися Богу...

У носатенькой худышки Алины серьез и только серьез и великое желание страдать по любому поводу:

Дождь идет, нудит и плачет.

Скучно в комнате одной...

Скучно сморит с пола мячик...

Раскрыла и газетный листок: что там за статья Владимира Сергеевича Михайлова, какие мысли и чувства заставили его взяться за перо накануне смерти...

И вот ведь: только коснулась взглядом первого столбца, тотчас возникло ощущение, что я это уже видела, читала... мне знакомы эти выражения и этот пафос.