Как этот больной, с трудом перебирающей ноги человек смог выбраться за пределы лагеря, можно было объяснить лишь чудом… Или еще может быть случайным стечением целого ряда удивительным образом сложившихся обстоятельств — объявленного временного перемирия, особенно мерзкой в этот час ветреной и промозглой погоды, чуть большей чем обычно меры вина в сумке у одного из постовых. И в результате закутанная в бесформенное одеяло фигура оказалась в нескольких десятках шагах от другого лагеря…

— Кузен короля… Роланда, — бормотала сгорбленная фигура, выйдя на освещенное светом костра место. — Ищут… Здесь я…, — из-за ворот что-то угрожающе кричали. — Урякхай… смерть…, — с трудом шевелился его язык в пересохшем горле. — Я… должен.

Дальнейшие несколько десятков минут Фален благополучно пропустил, рухнув без чувств на снег. Он не помнили почти ничего: ни волочение по земле, ни недоуменные крики, ни сильные удары по телу.

… Мало приятным было и его пробуждение… Что-то держало его за волосы, отчего голова с силой запрокинулась назад, за спину. Сильно ломило грудь, словно кто-то на ней знатно потоптался.

— … ты? — вместе с показавшимся ему ярким до рези в глазах светом до него стали доноситься сначала чьи-то слова, а потом и целые связные фразы. — Слышишь? Кто ты? — в лицо вдруг ударил поток воды. — Победоносный… у него сильный жар…, — чьи-то сильный жесткие пальцы коснулись его подбородка и сильно его сжали. — Нужен лекарь… Это знатный человек, господин… Посмотрите на его сорочку. Расшитая золотом кайма…

Он пытался что-то ответить, но пересохшее горло отказывалось служить. Ему адски хотелось снова упасть и забыться.

— … Лихорадка…, — в его сознании снова стали всплывать лишь некоторые фразы. — Очнись! Как твое имя?! Дайте ему воды…, — те же пальцы разжали рот и влили туда что кислое. — Еще! При лихорадке очень хочется пить…

Кисломолочная жидкость благодатной влагой прошлась по горлу, смывая это неприятное шершавое ощущение.

— Кхе-кхе, — начал кашлять Фален. — Я слышу…, — хрипло проговорил он. — Слышу… Я тот, кто вам нужен…, — сквозь едва раскрытые веки маячили неясные фигуры людей, находящихся рядом с ним. — Граф… Я Фален… граф Тусконский… Вы слышите?

Фален чувствовал приближение очередного приступа боли, которые в последние час случались с ним чаще и ярче, чем прежде. Поэтому он старался успеть сделать все, что должен был.

— Я граф Тусконский, — ему все же удалось собраться с силами и четко произнести свой титул. — Его величество Роланд I Ольстерский приходится мне кузеном…, — даже в таком состоянии мужчина почувствовал, как вокруг него стихли все звуки; стоявшие рядом с ним слушали его, затаив дыхание. — И… я… знайте… я убил вашего принца…, — он назвал Урякхая так, как думал. — Я зарубил это ублюдка… Он убивал простых…

Тут же рядом с ним кто-то яростно зашипел, что-то приговаривая.

— У-у-у-у, — шипение сменилось скрипучим и полным предвкушения голосом, с нескрываемым наслаждением перечислявшим пытки. — Грязный пес! Ты будешь умирать днями! От рассвета и до заката твою кожу будут дергать лоскуток за лоскутком, кусочек за кусочком, посыпая все это солью… Великое Небо, как же я ждал этого! — какая-то невысокая плотная фигура подошла к Фалену почти вплотную и нос мужчины уловил тяжелый запах пота. — Ты слышишь, собака?! Лучшие лекари будут следить за каждым твоим вздохом, чтобы ты не сдох раньше срока…

Фален что-то пытался сказать в ответ, чтобы разъярить еще больше, но пересохшее горло вновь подвело его. Силы в очередной раз подвел измученного лихорадкой мужчину и он забылся на некоторое время…

— … Я Верховный судья Великого… и я говорю нет! — очнувшийся ольстерец сразу же оказался в центре ожесточенно спора, начало которого благополучно «проспал». — Он единственный наследник короля… Завтра мы растопчем этого молодого выскочку, посмевшего скалить зубы на Великий Шамор, а потом нашему пленнику присягнет каждый аристократ этого королевства…

Кто-то другой с исступлением не соглашался.

— … Великий не нуждается в этом королевском отребье! Ольстер падет, а султанат пополниться еще одной провинцией, — Фален пытался пошевелиться, но кто-то сзади его крепко держал. — Если же кто-то попытается поднять голову, то мои бессмертные с радостью избавят его от нее…

Дребезжащий старческий голос голос не сдавался.

— Мне говорили, что ты думаешь лишь на длину своего клинка, но я не верил… Сейчас же слыша все это…, — открывшаяся перед глазами пленника картина чуть прояснилась и он увидел двух спорящих шаморцев — старика с длинной узкой бородой в богатом халате и коренастого мужчину чуть моложе с прорезанным морщинами лицом. — Я вижу твою глупость… Ты совсем забыл, что Великий поход не заканчивается этим королевством. Ибо сказано Великим, да хранится имя его в вечности, что бессмертные раздвинут границы Шаморского султаната до бескрайнего моря. Если же ты положишь их всех здесь из-за своей мести, то кто пойдет дальше? Гномы Кровольда? — упомянув владыку гномов седой старик вдруг переключился на него. — А если этот бесноватый гном решит, что ему достанется слишком мало и повернет железную стену на Шамор? Ты думал, кто тогда встанет на пути фаланги гоплитов?

Последнее стало словно ушатом холодной воды, внезапно вылитой на разгоряченного.

— … Он не посмеет, — глухо и с едва проскальзывающими нотками неуверенности проговорил первый. — Кровольд алчен и жесток, но далеко не дурак… Подожди…, — коренастый мужчина вдруг застыл, проглатывая часть фразы. — У нас же есть этот паршивый пес…

Услышав этот Фален отчетливо вздрогнул, что не осталось незамеченным.

— Ха-ха, слышишь…, — источающая зловонный запах фигура снова нависла над пленником. — Эти проклятые черные наконечники для стрел делает Кровольд? Отвечай? — старик, Верховный судья Шамора, кади Рейби, тоже оказался рядом, с жадностью всматриваясь в лицо Фалена. — Это дело рук гномов?