Ах, чесаться? Так…

И я ему засветил с правой, только зубы у него лязгнули! От его руки увернулся и ещё раз дал, и ещё раз! Будет знать, как… Ух!.. Это он меня достал, в кровь, кажется, расцарапал щёку.

— Ну подожди же ты! — крикнул я ему.

Вот! Но тут не сосчитать было, сколько раз я его, сколько раз он меня… И не чувствовал я, больно ли мне или не больно. Ага, вот сейчас ему по уху… Но кто-то схватил меня сзади за руку. Костю тоже оттащили.

Это два наших семиклассника, здоровые ребята, вмешались.

А рядом стояла Вера Петровна, тёрла подбородок и качала головой. Теперь-то начнётся… Принесло её сюда, сидела бы в учительской, как все учителя, и ничего бы не знала: дерёмся мы или играем…

— Та-ак… — сказала она. — Хорошо. Хороши оба. Просто красавцы. Приводите себя в порядок и пойдёмте со мной в учительскую: будем во всём разбираться.

Кристеп рядом морщился, как будто у него зубы болят. Я подмигнул ему и платком промакнул кровь на щеке, заправил рубашку в пояс, руки вытер о штаны, пригладил волосы. А ещё чего в порядок приводить?

В учительской Вера Петровна заставила нас сесть на диван и сама села между нами.

Высокий худой учитель географии, с носом, похожим на вороний клюв, надел очки и посмотрел в нашу сторону.

— Что они там у вас натворили, Вера Петровна? — спросил он.

— Драчуны, — ответила она.

И учитель покивал головой, как будто поклевал что-то.

Я ждал, что она станет спрашивать, и смотрел на большой цветок в кадке у окна. На тонком стволе было много веток, листья немного пожелтели, но всё равно были зелёные. Интересно, как он называется?..

— Рассказывайте, — сказала учительница. — Всё рассказывайте, как было.

— Пускай не дразнится, — сказал я, но головы к ней не повернул. — Пускай ко мне не лезет. Я к нему лезу?! Очень мне нужно с ним связываться!

— И всё-таки связался? Кто из вас ударил первый?

— Ну, я ударил…

— Без «ну»… Кто первый ударил?

— Я…

— Так я и думала… А ещё говоришь: пускай не лезет!.. Это как же получается? У нас никогда такого не было. Все у нас в классе живут мирно, дружно, никаких происшествий… Вдруг — драка! Кто же подрался? Новенький. Тот самый москвич, который для всех должен служить примером.

Она говорила, а кто-то всё время то открывал, то закрывал дверь. Всё на меня! Всё на меня! А почему не спросила, как это я ни с того ни с сего ударил Костю по уху? Может быть, он сам напросился?.. Это надо было спросить, раз она учительница.

Вера Петровна продолжала:

— Да, примером… А я по твоему лицу вижу, что ты сидишь и упорствуешь. Не хочешь признаться, что был неправ… Надо иметь мужество признавать свои ошибки. У тебя этого мужества нет, а в жизни оно необходимо всем — и большим и маленьким. Завтра, Савельев, к началу уроков приведёшь мать. Я с ней поговорю, чтобы она обратила внимание на…

Дверь распахнулась, и Кристеп почти вбежал в учительскую.

— Вера Петровна! — закричал он. — Вера Петровна! Разве Женя один виноват? Разве Костя не виноват? Мы с Женей сидели, не трогали его. Подошёл к нам, сам подошёл, начал Женю дразнить. Он первый, Костя первый. Так было. Пусть сам скажет, если не боится правду сказать.

Но Костя ничего не сказал. А Вера Петровна вскочила с дивана, замахала на Кристепа обеими руками. Когда перестала махать, зажала уши — оба уха зажала ладонями — и отвернулась от Кристепа.

— Ты ничего не мог слышать, — заговорила она, — ничего, потому что подслушивать у замочной скважины — это очень нехорошо, это недостойно пионера!

— Вера Петровна, — сказал Кристеп, — у замочной скважины я не слушал. Дверь маленько открыта в учительскую…

— Всё равно! Всё равно! И я сейчас тоже не слышу, что ты говоришь, Гермогенов! Уходи, я тебя сюда не вызывала. Я вызывала только Женю Савельева и Костю Макарова, больше никого. А у тебя это — ложное понимание товарищества, мы об этом поговорим в другой раз. А сейчас уходи.

Кристеп помялся с ноги на ногу и ушёл. Но он молодец… Он настоящий товарищ! Не побоялся, пришёл в учительскую, хотел меня выручить, по правде рассказать, как было. Виноват разве, что ничего не получилось?

Вера Петровна снова села на диван и повернулась ко мне.

— Да, так вот, Савельев… Пусть твоя мать придёт завтра к началу уроков, — повторила она — мало было одного раза. — Иначе я не допущу тебя к занятиям. Идите… И чтобы не смели больше драться! Слышишь меня, Костя? К тебе это тоже относится, я с тобой ещё отдельно поговорю.