Шрифт:
Мальчик безропотно повиновался колдуну и через несколько дней заметил, что ворон всё чаще задрёмывает, вместо того, чтобы присматривать за ним.
Волшебник отдавал кучу приказаний и отлучался в лес; возвращался с сумкой, полной трав и кореньев. Кроме неё, Тод брал и загадочный ящик с ремнём через плечо. Как ни старался Хольбад заглянуть в него, всякий раз получал от ворона удар клювом. При этом Кухайм каркал и разводил крылья в стороны, словно говоря: я тут ни при чём, таков приказ.
Хольбад пробовал подкупить его и ловил в ручье лягушек. Кухайм склёвывал их с аппетитом, чистил перья и вновь устраивался на насест.
– Обжора! – ругался Хольбад, но продолжал кормить ворона, потому что после еды Кухайм засыпал быстрее.
Однажды, когда ворон задремал, а Тод отправился в лес, Хольбад прошмыгнул в дом. Откинув занавеску, он торопливым взглядом обшарил закуток колдуна. Ящик был открыт, продольные и поперечные планки разделяли его на ячейки. В них лежали цветы, разложенные по размерам и форме, рядом находилась раскрытая книга. Пожелтевшие страницы, обтрёпанный корешок и пометки на полях указывали на её древность.
Хольбад не решился зайти внутрь, но с расстояния увидел, что в книге нарисованы цветы и выведены цифры. Движимый искушением, он всё-таки заглянул в текст. Записи его озадачили:
«Кельреутерия и клеродендрон – яшма
Аукуба и бобовник – малахит».
Внизу было ещё что-то написано, но на крыльце послышались шаги. Хольбад кинулся к очагу, и вовремя: Тод вошёл в лачугу и подозрительно посмотрел на слугу.
– Почему занавеска колышется?– осведомился чародей.
– Сквозняк, наверное, – пожал плечами Хольбад, сверкая кресалом.
По комнате прошёлся Кухайм. По заспанному виду птицы мальчик понял, что ворон прозевал подопечного.
Иногда за отварами и настойками к колдуну наведывались крестьянки. Избушку посещали и мужчины. Их занимали виды на погоду, болезни скота и другие мелочи.
Прожив у колдуна несколько месяцев, Хольбад знал, что чародей вообще ни с кем не общается, лишь вручит крестьянке мешочек с травой и возьмёт деньги. Её даже выпроваживать не требуется: она сама убежит, гонимая суеверным страхом.
Началась зима. Голые деревья растопыренными ветками тянулись в небо. Дом окружили высокие сугробы, и в лес ходить стало невозможно. Хольбад выбегал в сарай за дровами или к ручью за водой и тут же возвращался. Тод сидел дома в закутке. За занавеской звенели склянки, слышалось бормотание и шуршание, будто сухие стебли тёрли один о другой.
Кухайм сидел на жёрдочке у очага и подрёмывал. Колдун выпускал птицу полетать. Ворон возвращался взбодрённый холодным воздухом, но окутанный теплом и уютом, снова засыпал.
Чародей с головой ушёл в изыскания, стал рассеянным и ещё более сердитым. Отсутствие ворона было самым подходящим моментом, чтобы разузнать кое-что о делах Тода.
В ясный морозный день, когда Кухайм вылетел на улицу, волшебник не до конца задёрнул занавеску. Хольбад увидел, как Тод вынул из загадочного ящика пару высохших цветков, соскрёб с них пыльцу на бумажный квадратик и потянулся к склянке с цветущим растением. Он расправил лепестки, обмакнул цветок в пыльцу и наклонился над книгой. Борода Тода тряслась: старик читал заклинание. Затем макнул перо в чернила и углубился в вычисления.
Невовремя явившийся Кухайм был в прекрасном настроении. Он покаркал и взлетел на насест.
Однажды в середине зимы мальчику посчастливилось увидеть в закутке цветок, которого он ни разу не встречал ни в лесу, ни на лугах. Прямой как палка стебель имел овальные и жёсткие блестящие листья. Лепестки удивительного оранжевого оттенка по форме напоминали лепестки клевера, но в середине цветка топорщились длинные тычинки.
Когда ворон вернулся, и Хольбад захлопнул за ним дверь, в закутке что-то звякнуло. На середину комнаты выкатились мелкие камешки, на занавеске показался контур поднимавшегося с табурета Тода. Мальчик толкнул несколько камешков под кровать.
Он еле дождался следующего утра, чтобы выпустить Кухайма за порог. Тод, как всегда, шуршал в своём углу. Хольбад нырнул под кровать и, сжимая находку в кулаке, схватил ведро и бросился на улицу.
Чёрная вода в ручье звенела, ударяясь о тонкий лёд. Ледяные наросты сковали кривую корягу посередине русла, а пушистые охапки снега лежали на сухих пучках папоротника. Мальчик уселся на ведро и раскрыл ладонь, боясь дыхнуть. «Да это яшма!» – чуть не произнёс вслух Хольбад. Раньше ему приходилось видеть её, но большими кусками, а не в виде крохотных зёрнышек.