На Подмосковной дороге почти лобовое столкновение. Тиль в последнюю секунду соскочил у Лили с рук на заднем сидении. Женщина, которая сидела впереди, погибла сразу. Врезавшаяся в них девушка потеряла нерождённого ребёнка. Тиль от страха забился куда-то, его взяли случайные люди на несколько дней. Нельзя, мне никогда нельзя было оставлять его. Когда Тиля привезли домой, я грохнулась перед ним на колени. Тиль кинулся ко мне, застеснялся, вернулся к мужчине, который его привёз, мол, вот знакомься, он обо мне заботился. Саша, который его привёл, сам собачник, так что понял всё правильно.

Вот. Собаки – это ответственность. И хотя говорят, что лучший памятник собаке – это новая собака, я – пасс. Если даже я, так любившая Тиля, была почти предателем.

На прогулках Тиль всегда получал приз зрительских симпатий, было очень престижно идти с ним рядом. Всегда комплименты. В утешение себе я думала «но ведь собаки похожи на своих хозяев».

Полтора года после ставшей для него необходимой операции, он пулей мчался из реанимации после наркоза на улицу, спешил жить, весь народ в клинике так и упал, хотя в Москве народ скуп на проявление чувств, я выносила его на улицу на руках. Мы были так счастливы друг с другом.

Самым сильным по отрицательности оказалось испытание нас уличными дикими голодными собаками в зимний период. Тиль в последний год мог только ползать. Несколько раз на нас нападали эти фактически волки. По всем законам стаи. Сначала разведка – одна собака. Потом откуда ни возьмись – 6–8–10 собак, окружают, переглядываются, атакуют. Да, это в Москве, рядом с домом, и никакой защиты. Просто не помню, как я отбивалась. Пуховик длинный спасал. Писала в различные городские службы, звонила. Выходить стало уже страшно. И мне, и ему.

Мы похоронили его в Химках.

Через неделю после прощания у нас в офисе появился немец – архитектор нового проекта научной библиотеки в Ханты-Мансийске, меня попросили показать ему Москву.

– А вот и Красная Площадь! – обычно радостно вскрикиваю я, подводя с того или иного ракурса гостей к сердцу нашей родины.

Предыдущего немца, его нацелили присмотреться ко мне, как к возможной невесте, я спугнула специально, в Третьяковской Галерее, в зале древних икон я стала креститься перед каждым экспонатом, искренне.

Моя абсолютно человеческая собака продолжала любить меня и заботиться обо мне.

У лифта я спросила архитектора:

– Как вас зовут?

– Тиль.

– Как? – переспросила я, медленно оседая на пол.

– Тиль.

Это был второй встреченный мною в жизни Тиль. А фамилия у него Шикентанц, что в переводе с немецкого означает «танцуй с шиком».

И я перестала о нём думать. На полгода. Просто не могла.

Поэтесса Эмилия посвятила моему другу строки: "Тиль, нерождённое дитя".

"Ну вот, опять они упрощают, – подумала я, – почему же? Тиль очень даже рождённое дитя был, весёлый сукин сын."

Ещё в замужестве снимали дачу в живописнейшем месте по Рублёвке, деревня Сосны, там, где Москва-река ещё до Москвы, днём мы с Тилем гуляли вдоль реки, он не удержался и сорвался со скользкого берега в воду. Там глубоко. Очень эмоционально карабкался, не получалось. Спустилась к воде по крутому обрыву, потянулась, чтобы зацепить его за загривок, и через секунду оказалась в воде. В одежде, обуви, часах. Все мужчины по дороге, когда мы с Тилем возвращались на дачу, спрашивали:

– Который час?

И мне приснилось: стою на высочайшем, почти космического масштаба, берегу озера, и вижу, что Тиль тонет. Я думаю: нет, не смогу прыгнуть. Но уже лечу. Выныриваю в воздушную подушку, вижу Тиля, но не могу его спасти, так как он отделён от меня непреодолимой перегородкой.

Достала его фотографию, наревелась, и теперь думаю о нём. Мне перестали сниться тяжёлые сны.

Ему там тоже нужна моя любовь!

Сон – абсолютное блаженство. Оказываюсь на Той Стороне. Транзитный дом – «отель». Пока ещё ничего не понимаю: что случилось, куда дальше, где я? Мне дают понять, что надо подождать, сейчас мы вам… его приведём. И ведут Тиля! Несмотря на то, что это был сон, я испытала полнейшее никогда ранее незнакомое мне чувство растворения в блаженстве, когда мы обнялись. Он был спокойным и внешне немного другим.

В мае 2002 мы с Амиром развелись. Не ожидала, что он на это пойдёт. Ещё совсем недавно мне говорили «если ты захочешь со мной развестись, я буду везде ходить за тобой по пятам», "Ты – мой стержень". Я ничего такого не говорила, или, может быть, говорила что-то от отчаяния совсем другое, но о себе я точно знала, что не способна на предательство. Несмотря на то, что он уже выдворен из дома, мне продолжали говорить, что вся проблема в моём плохом поведении. Похудев до университетских 54, 5 кг, я оказалась очень красивой! И парикмахер, от радости, что я развожусь, сделала мне потрясающую причёску. Отдала ему обручальное кольцо. Он начал злиться «не устраивай истерик». Улыбнулась и сказала, что абсолютно спокойна. Кольцо осталось лежать на стуле.