Шрифт:
Вот до этого самого момента Александр Арсеньевич вёл себя правильно: сидел на подоконнике, хмурился и молчал. Хмурость его девятый «В» мог истолковать себе так: действительно, распоясались совершенно! Слова им не скажи. Ну ничего, сейчас мы поглядим, как они мне отвечать будут. А завуч так: интересно, почему подобные вопросы надо выяснять у меня на уроке?! И так кот часов наплакал, дай бог с программой справиться… Неужели нельзя было сделать это после занятий?
Но Александр Арсеньевич, как выяснилось, хмурился по другой причине.
А выяснилось это, когда он вдруг поднялся с подоконника и сказал:
– Лола Игнатьевна, а стоит ли так? Ведь класс, в сущности, прав…
Лола Игнатьевна окаменела. Бедная Лиза охнула и зажала рот ладошкой. Девятый «В», затаив дыхание, стоял у парт и глядел во все глаза…
– Я устала от ваших диких выходок, – сказала ему Лола Игнатьевна. – Вот в понедельник выйдет с больничного директор, пусть он сам с вами разбирается…
На душе у молодого учителя стало нехорошо, тревожно как-то, и после уроков он пошёл бродить по городу.
В городе была осень. Уже темнело рано, и с сумраком становилось зябко. И листья падали всё чаще. Скоро, скоро опадут они совсем, и дворники вздохнут и примутся за работу… И всё-таки осень ещё была похожа на лето: славная, тёплая, зелёная, с птицами на ветках. Вот и потянуло Саню (а за пределами школы Александр Арсеньевич был не Александр Арсеньевич, а просто Саня; может быть, он и в пределах был Саня, но положение обязывало) в улочки и переулки, бродить, думать о непутёвой своей жизни и несерьёзной науке, преподаванию которой он себя посвятил…
Уроки в школе бывают серьёзные и несерьёзные, это все знают. Серьёзные – это по которым задают домашнее задание письменно и всё время проверяют. А когда домашнее задание задают устно и проверяют не всегда, то это – несерьёзные… Хорошо быть учителем по «серьёзному» предмету, по алгебре, химии, физике!.. Сколько опасного и непостижимого таят в себе эти науки! Например, кроме параграфов в учебнике, надо ещё решать всякие ужасные задачи и уравнения. Тетради, конечно, собирают редко, но зато в любой момент могут вызвать к доске. Поэтому, чтобы избежать двойки, необходимо если не выполнить задание дома, то хотя бы списать на перемене. А это, сами понимаете, дисциплинирует характер и воспитывает ум в уважении к науке… Куда там «несерьёзным» предметам! Истории, например. Там главное успеть заглянуть в учебник, что там у них происходило в стародавние времена… Так, отрубили королю голову! Правильно сделали, так ему и надо, не будет угнетать! А в каком году это случилось, кто-нибудь подскажет… Ну а уж с географией и вовсе всё просто, чего там учить! На карте всё нарисовано и написано. Это во-первых! А во-вторых, нужна нам эта география, честно говоря! Зачем её учить, когда мы по телевизору и так всё видали? Разве это наука?! Ведь всё давным-давно открыто, описано, занесено на карты… Вот попробуй, ответь им, этим ехидным и упрямым существам, именуемым учениками средней школы…
Уже стемнело, когда он подошёл к дому. На углу, как всегда, торчал трудный подросток Шамин с гитарой и сигаретой.
– Заработались, – глумливо сказал Шамин. – Поздненько возвращаетесь…
Саня не счёл нужным ответить.
В подъезде, на подоконнике, были горой свалены пакеты с крупой и консервные банки, рядом сидели Санины ученики: Исупов Лёшка, похожий на большого плюшевого медведя, и маленький Женька Петухов, прозванный Кукарекой.
– А мы вас ждём-ждём… – сообщил Кукарека с укоризной. – Уже всё купили.
Исупов молчал и болтал ногами. Он молчал и хмурился с первого сентября, что было на него, известного шкоду и пересмешника, совсем не похоже.
– Пошли, – скомандовал Саня ученикам и достал ключ. – Только тихо, на цыпочках.
Но предосторожности были напрасны: дома уже ждали.
Скрестив руки на груди, стоял в коридоре суровый мужчина и, хоть роста он был небольшого и вышел по-домашнему, в шлёпанцах, вид имел величественный.
– Добрый вечер, папа, – сказал Саня.
– Здравствуйте, Арсений Александрович, – очень поспешно проговорили Лёшка и Кукарека.
– Здравствуйте, Исупов и Петухов, – грозовым голосом отвечал Арсений Александрович. – Проходите, Александр, можно тебя на минуту?
Лёша и Кукарека юркнули в комнату классного руководителя и там вздохнули облегчённо. Арсения Александровича они боялись. И на то были причины…
– Сейчас опять ругать будут… – вздохнул Кукарека. Он свалил продукты на письменный стол и оглядел комнату.
Всё тут было знакомое, родное: вполовину собранный, огромный оранжевый рюкзак в углу, рядом со сломанным корабельным компасом, который, если постучать по нему как следует, почти точно показывает на север; стены, вместо обоев оклеенные картами с решительно прочерченными через материки и океаны маршрутами, а у двери, на гвоздике, старенькая штормовка, пахнущая лесом и костром…
Меж тем в коридоре происходил бурный разговор. Говорили вполголоса, но слышно было хорошо. Особенно если прислушаться.
– Александр! У тебя три часа назад кончились занятия! Где ты был, Александр?!
– Гулял.
– Александр! У меня нет слов!
– Арсений, оставь мальчика в покое…
– Мама, тише, услышат. Я не мальчик!
– Нормально, – успокоился Кукарека. – Елена Николаевна дома, заступится.
Он снял башмаки, полез на диван, к карте Атлантики.
– Лёш, в треугольнике опять самолёт пропал, говорят…