И зачем я согласилась? На секунду поддалась слабости? Продолжая внутреннее самобичевание, я смакую чувства тепла, разливающегося по грудной клетке. Когда у меня еще будет такая возможность? Хотя бы на пару часов вспомнить, какой жизнью живут Элита? Что такое – иметь все, и хоть на мгновение избавиться от их снисходительных взглядов? Конечно, с выбором наряда на свидание будут большие проблемы.

Наверное, мне просто захотелось сказки, как и любой девочке. Моей любимой всегда была «Золушка». Ненавижу тот момент, когда часы отбивают полночь и карета превращается в тыкву. Завтра мне предстоит повторить «триумф» Золушки.

Ловлю себя на мысли, что улыбаюсь уже минут пять, направляясь к старенькой автобусной остановке, оставленной в аэропорту, для таких, как я. Самый дешевый способ добраться до города.

Перед тем, как выйти за пределы аэропорта, бросаю беглый взгляд на световой экран, под куполом здания, услышав встревоженный шепоток в толпе людей.

Сердце болезненно сжимается, чемодан падает куда-то под ноги, когда я замираю на месте, уставившись в проклятый экран, сообщающий мне не самую приятную новость.

Ужасную новость, в которую невозможно поверить. Я знаю, что последние пять лет Руфус находился в коме, и не подавал признаков жизни, но в глубине души я всегда надеялась…

В конце концов, двадцать первый век. Я думала, что ученые рано или поздно разгадают все тайны сердца и мозга, и разбудят Руфуса. Но этого не произошло…

Слезы обжигают щеки и губы, пока я всматриваюсь в родное лицо своего опекуна, спасителя моей жизни, и просто замечательного человека, которого я любила.

«Великий ученый скончался – большая потеря для всей страны и человечества.» – Одними губами читаю я, и прячу лицо в ладонях, испытывая лишь одно острое желание: попрощаться с ним.

Он умер.

Человек, которого я ненавидел всем своим существом, превратился в горсть пепла. Я не говорю «сердцем», потому что вы под этим словом будете подразумевать душу, а я – лишь полый мышечный орган, который перекачивает пять литров крови по венам за одну минуту. Хотя, в моем организме, даже сердце работает быстрее, и за это я могу сказать «спасибо» только своему безумному папочке.

Мир запомнит Руфуса Карлайла, как одного из самых выдающихся ученых двадцать первого века и владельца многомиллиардной Империи «AUM Corp», которую основал мой прадедушка. Как человека, который подарил миру вакцины от самых страшных болезней современности, как блестящего биотехнолога, физика, клинического психолога, специалиста по генной инженерии, и просто добродеятеля, регулярно пополнявшего некоторые забытые миром благотворительные фонды, направленные на то, чтобы сохранять природные ресурсы человечества.

О да, мой больной на голову отец был жутким лицемером. Это так мило с его стороны – жертвовать миллионы долларов на защиту природы, производить биотопливо, тем самым имитируя бурную деятельность на благо всего человечества. Есть только одно маленькое «но» – одному Богу известно, какую игру с человеческими жизнями затеял Руфус в своей секретной лаборатории, где я провел несколько лет.

Я давно перестал быть «подопытным кроликом», но мой ненормальный папаша сделал все, чтобы я продолжал решать его головоломки, находясь на грани между жизнью и смертью, даже после того, как его тело превратилось в прах.

Еще одним лицемерным поступком было сделать меня таким… неправильным, чертовски отвратительным самому себе. Создать меня таким было его прихотью, одним из маниакальных желаний, какими жил мой отец. И вместо того, чтобы радоваться своему безупречно удавшемуся эксперименту, любить одно из главных открытий и достижений в своей жизни… он меня ненавидел. Каждый раз, когда я смотрел в его синие глаза, скрытые за очками-половинками, я видел в них лишь презрение. Отчуждение. Злобу. Словно сам факт моего существования был ему отвратителен. Конечно, бывали моменты, когда он смотрел на меня с интересом – примерно так же, как безумный ученый смотрит на свою любимую лабораторную крысу, которую ему предстоит помучить.

Со дня операции, он больше никогда не называл меня сыном.

И сейчас, когда я стою у мраморной плиты, под которой лежат стертые в пыль его кости и плоть, я… все равно борюсь с обжигающим комом, вставшим поперек горла, и жутким эхом, бьющим по напряженным нервам «твой отец мертв».

Твоего Создателя больше нет.

Завтрашнего дня для меня теперь – не существует. И даже мой мозг, способный изучить любой новый язык за три часа, не способен пока осознать, что теперь произойдет со мной.