Потом пошли к нему всякие разные ходоки с требованием: отдай наше! Союз к этому времени уже трещал, одни заплатки от него полетели… Республики отваливались, как груши, и устремлялись в свободный полет… Вместе с грянувшей свободой, некоторые пошли и духовное и культурное наследие требовать… дескать, жестоко их ограбили еще со времен имперской России. Забрали бесценные книги и рукописи. А сейчас, наконец, долгожданная свобода и демократия наступила. Теперь — давай, возвращай назад!

И — евреи пошли… Свои священные книги по талмудистике и каббале назад требовать. В этих книгах — их тайные знания спрятаны и ритуальные действия расписаны. Им без этих книг — никуда. Вот они и хотели их добыть, чтоб весь мир с ног на голову перевернуть и на уши поставить. Даже пикет рядом с библиотекой держали. Чуть не месяц плакатами трясли. Все профессорского вида — в черных шляпах, длинных пальто, с окладистыми бородами… Требовали и даже слегка бунтовали… Им без этих книг погибель. В них все расписано: как им самим спастись, а других угробить.

Но ничего не отдал хасидам Егоров. Превратил библиотеку в неприступную крепость. А сам скоро на очередное повышение пошел. Стал министром культуры… А стать министром, да еще и культуры — это верх блаженства. Среди всех культурных самым культурным быть — это потолок. Дальше — один разряженный воздух, вакуум.

— Третьим будешь?

А третьим ректором Сидоров пришел. С вечной полуулыбкой на лице, с мощным, как у кабана, затылком и шеей. Сидоров, в отличие от залетного Егорова, с Литинститутом и литературой был кровно связан и принял из-за нее много страданий.

Был он профессиональным критиком, из «шестидесятников», работал в «Новом мире» во время «оттепели», кого хотел — критиковал, помогал что-то прежде запрещенное издавать. Но «оттепель» скоро закончилась и всем, кто с ней сильно возился, крепко прижали хвосты. И он в немилость попал, в опалу. Но в литературном процессе удержался, только не выпячивался, да и не давали выпячиваться. А он ректором давно замыслил стать. Только своего звездного часа пришлось двадцать лет ждать — в проректорах штаны протирать. Но тоже крепко сидел, хрен сдвинешь. И наконец — дождался.

Ректором тоже побыл немного, слишком долго ждал — перехотел. Да и кресло это теперь уже слишком тесным для его гордыни и амбиций оказалось. Не вмещались они! Но стало оно для него тоже своеобразной ступенькой и трамплином. Из него он и шагнул в министры культуры, уже — запросто, по проторенной дорожке…

Что он там делал в министрах, чем помог культуре и конкретно литературе? Не знаю… Но мне доподлинно известно, что наши студенты, не все, конечно, запросто могли к нему в министерский кабинет заходить… деньжат спросить или просто почтение засвидетельствовать.

Вон Володя Мисюк — знаменитый поэт из Тольятти, как приедет в Москву по делам, как выпьет маленько, — а он тогда еще выпивал, — так всегда к нему заходил смело. Зайдет — скажет:

— Евгений Юрьевич, дайте денег на бедность?

А тот только изумится.

— Да откуда, Володя? Я же сам лапу сосу, прозябаю в бедности неимоверной!

Ну, тогда Володя просто с ним пообщается, без всякого там материального плана, чисто — в духовном… И почтение засвидетельствует.

Я так думаю, что Сидоров был хорошим министром культуры, раз студентов привечал, не забывал своих. А то что денег не давал — так не было в его казне денег! Министерство-то это — самое бедное, все знают. А так бы он, конечно, оказал материальную помощь, дал бы на бутылку. В общем, Сидоров был своим человеком для студентов, хоть морально их поддерживал, а это поважнее денег.

А уж после наших Егорова и Сидорова пришел в министры культуры странный человек с не менее странной фамилией — Швыдкой. Или он бывший труженик сцены, или театровед? Точно неизвестно. Ну, а там, где театр, там — понятно что.

При нем стало модно чиновникам из власти на всякие тусовки и культурные мероприятия ходить — тусоваться. А уж он сам — постоянно нa них ходит, ни одного блядского мероприятия не пропускает. А ему нельзя пропускать. Надо постоянно быть в курсе, что в культурной сфере творится.

Еще вроде как он друзьям-хохлам помог деньгами, чтоб они фильм про своего национального героя Мазепу досняли. Вот и думай о Швыдком, что хочешь. Так что у него пока не очень то швыдко получается русскую культуру спасать. Он, похоже, пока американскую культуру у нас спасает. И прививает нам ее потихоньку.

Или с тем же матом бодягу на экране разведет… Все выясняет, дискутирует, можно ли мат в печати использовать и на телевидении? Любому идиоту ясно, что — нет. Потому что мат — это скверна. А ему все — не ясно. Он все хочет дискуссии и общественного мнения. А вдруг да большинство россиян за мат окажется? Вот тогда хорошо-то будет! Тогда, значит, американская культура у нас и он лично — побеждают.

Так что, похоже, Швыдкой еще тот казачок в русской культуре, хоть и министр! Сидит пока в золотом кресле, и хорошего ничего не делает, и плохое — не пресекает, но ничего, русская культура и литература, как всегда — сама выживет и себе дорогу пробьет. Ей такие помощники не нужны.

А Сидоров, как передал министерский портфель, благополучно в Париж подался… Стал там под крылом ЮНЕСКО отделом русской культуры заведовать… Правильно, конечно… Там, в Париже, — хорошо. Там — и вина доброго вдоволь, и девушки в цвету… Его даже можно увидеть и умереть… Уже — не страшно. Вот и достиг Сидоров всего, чего желал… А значит — и жизнь удалась, не зря терпел…