– А вот он мне точно поможет. – Обрадовался Шиллинг, увидев приближающего господина Брумберга, главу финансового сектора министерства. – Даже не будь я тем, кто я есть, вице-президентом, то он за хорошие отступные всегда готов будет признать меня за него. – И только Шиллинг обрадовался, как его накрыло смятение пришедшим озарением. – Так может этот Брумберг, за более хорошие отпускные, уже кого-то другого признал вице-президентом. Нет, не может он так быстро среагировать. Так быстро информация не распространяется. – Шиллинг попытался себя успокоить, но что-то в нём подсказывало, что при нынешних скоростях интернета, это вполне возможно.

Но вот Брумберг сравнялся с Шиллингом и, судя по его приветственной улыбке, то он ещё не в курсе всего того, что так волновало и заботило Шиллинга. – Тогда надо спешить, пока не нашлись самозванцы или он сам не сообразил, как можно выгодно продать эту информацию. – Быстро про себя сообразил Шиллинг, начав озвучивать свою просьбу Брумбергу.

– Вы не поверите. – Начал говорить Шиллинг, точно попав в точку – Брумберг не поверил, да и не собирался верить на слово, не подкреплённое знаковыми инвестициями. – И я бы не поверил, если бы это не случилось со мной. Лезу в карман, чтобы достать оттуда документы, удостоверяющие мою личность, а их раз, и нету. – С надеждой на понимание посмотрел на Брумберга Шиллинг. Но у Брумберга на всё своё понимание жизни. – Интересно, и за сколько он хочет продать мне эту историю? – не сводя своего взгляда с Шиллинга, задался вопросом Брумберг. – В пару сотен монет, примерно столько стоит такси до его дома. – Быстро посчитал стоимость просьбы Шиллинга Брумберг, приготовившись отказать ему, сославшись на кризис ликвидности или волатильность рынка. Что всегда выручает – никто кроме них, людей близких к финансовым инструментам, и то только отчасти, не знает значение этих замысловатых слов, специально ими, банкирами и придуманных, чтобы наводить тумана на свою сферу деятельности. – В мутной воде, всегда лучше рыбка ловится. – В таких случаях всегда говорил Брумберг.

Но когда Шиллинг, не дождавшись от него должного понимания его просьбы, озвучил совсем неожидаемое Брумбергом: «Не могли бы вы удостоверить мою личность?», – то он быстро пересмотрел свои взгляды на Шиллинга и с улыбкой на всё лицо, принялся окучивать фраера (так на их внутреннем корпоративном сленге, назывался переговорный процесс с клиентом). – Конечно, я готов. – Заявил Брумберг, расплывшись в улыбке, чем несказанно обрадовал Шиллинга, покорившего себя тут же тем, что считал всех финансовых воротил бездушными нелюдями. – Но только правильно меня поймите, – а вот следующее заявление Брумберга, по мере его высказывания, всё больше охлаждало пыл Шиллинга, – при нынешних возможностях пластиковой хирургии, ничего не стоит, или верней будет сказать, доступно стоит любая ваша фантазия по изменению внешности. Да и весь ваш внешний вид не внушает уверенности в том, что вы есть блистательный вице-президент, а вот что вы широмыга и человек не наделённый умом, очень даже внушает. – Эти слова Брумберга заставляют Шиллинга окинуть себя взглядом. Где он видит, что Брумберг нисколько не преувеличил всю степень его не похожести на вице-президента – его новенькие туфли все в пыли, края брюк шикарного костюма замызганы и не пойми чьими плевками или каплями луж, а что уж говорить о собственном лице, которое Шиллинг хоть и не может видеть, но всем собой чувствует, как там всё неуверенно смотрится (о голливудской улыбке и речи быть не может, максимум злобный оскал империализма).

Между тем Брумберг, по потерянному лицу Шиллинга убедившись насколько он прав, продолжает подводить Шиллинга к своей мысли. – Так что, для того чтобы я, как человек берущий за вас ответственность, не подвёл себя, – а я человек слова, – вы должны мне предоставить несколько больше доказательств в вашей идентичности, нежели одна внешность.

– Но что? – вопросил растерявшийся Шиллинг.

– Ну, – задумчиво посмотрел в себя и одновременно на Шиллинга Брумберг, – вы, к примеру, должны продемонстрировать свойственные только нашему дорогому («Цену гад набивает», – сразу сообразил Шиллинг) вице-президенту качества.

– И какие? – задался вопросом Шиллинг.

– А вот если вы настоящий вице-президент Шиллинг, то вы бы знали. – Сказал Брумберг, внимательно глядя на Шиллинга, который впал в растерянность, не зная как ему быть. Но Брумберг ведь тоже собой характерен и он всегда в таких затруднительных для чужих голов случаях, найдёт, что предложить им. И он предлагает Шиллингу. – Впрочем, я не столь строг к людям, и вы во мне вызываете симпатию, – проговорил с новой улыбкой на лице Брумберг, – и я дам вам небольшую подсказку. – Брумберг сделал небольшую паузу, чтобы Шиллинг как следует настроил своё понимание того, на какие жертвы он идёт ради него и само собой оценил всё это.

– Наш вице-президент, не сказать, что б был слишком щедр, но ради дела он никогда не отказывал в своём вспоможении тем людям, от которых зависело это дело. – Не слишком громко и не слишком тихо, а так, чтобы здравомыслие Шиллинга убедилось в том, что никто ему не поможет кроме него, сказал Брумберг. И здравомыслие Шиллинга убедилось в этом, но не до конца. А иначе зачем, он так поспешно говорит о том, что и портмоне вместе с документами забыт где-то дома. Чего Брумбергу хватило, чтобы понять, что стоящий перед ним человек не серьёзный, чего им никогда не замечалось за вице-президентом Шиллингом. А раз так, то ему не о чём говорить с этим самозванцем. И Брумберг, обдав холодным взглядом этого самозванца, со словами: «Прошу прощения, меня ждут по настоящему настоящие люди», – обходит стороной Шиллинга и с высокоподнятой головой уходит прочь. Правда в нём всё же поселилась одна неуверенность насчёт этого самозванца, которую он высказал себе под ноги, когда уходил. – Такой же скупердяй, что и Шиллинг. Снега у него зимой не выпросишь».

Между тем поникший Шиллинг, чья уверенность в себе, после всех этих встреч, устремилась вниз, совсем забыл о благоразумии и остановил на своём пути в здание конгресса самого главу одной из центральных спецслужб, генерала Гилмора. И не просто остановил, а своим туманным вопросом сбил его со всякого разумения и заставил в волнении напрячься.

– Вы, надеюсь, генерал… – На этом месте Шиллинг сбился с мысли и этим свои глубоким подразумеванием сомнения в генеральстве Гилмора, загнал его ум за разум. Что и так невероятное событие для таких глубокомыслящих генералов, живущих не просто в мире, а в некой стратегии, которая живёт по неким только им известным и им установленным правилам и законам, а тут когда в неё происходит такого рода вмешательство, с этим заходом солнца – в таких областях стратегии, пространственная реальность зиждется на уме её составителя, а разум это фигуральное солнце, которое освещает эту виртуальную реальность этого мыслителя, – то тут с непривычки ослепнешь разумом.

– А кто ещё?! – возмутился в ответ генерал Гилмор. Правда не так уверенно, как можно было от него ожидать – и это понятно, он ещё не был в здании конгресса и не знал о последних новостях, где может быть, его и лишили генеральства. А этот Шиллинг, всегда его недолюбливал, вот и решил таким своеобразным способом насладиться его падением. – Дёрнул меня чёрт, собственноручно готовить разведчиц под прикрытием. – Гилмору в тот же момент памятливо отозвалось его неприкрытое ничем, даже трусами, поведение с этими молоденькими сотрудницами, которые должны были претерпевать все испытания, которые на них обрушил Гилмор – по им же придуманной легенде, он представлял из себя бесцеремонного противника.