– Надеюсь. Маринка спустилась в переход, зашагала вдоль ряда ярких, пестреющих всеми цветами радуги витрин. Милиционер, болтающий с продавщицей, лениво повернул голову и невидяще посмотрел на нее. Маринка толкнула стеклянную дверь, поднялась по припорошенным снегом ступенькам и оказалась рядом с железобетонным кубом телефонного узла. Здесь она оглянулась. Телохранитель наблюдал за ней с противоположной стороны улицы. Их взгляды встретились. Он едва заметно кивнул и улыбнулся. Войдя в холл, девушка почувствовала себя в относительной безопасности. Здесь было много народу. Охранники, обслуга. Только самоубийца отважился бы осуществить покушение при таком количестве свидетелей. Маринка предъявила пропуск вахтеру, перекрывавшему лестницу на третьем этаже, поднялась на четвертый и уже через несколько минут вошла в свой «кабинет». Здесь ковром висел табачный дым. Сменщица попивала кофе, смолила «Яву» и между делом листала «Вумен». «Час пик» еще не начался.

– А, смена караула, – оживилась она. – Серегу не встретила?

– Нет, – ответила Маринка, разгоняя дым рукой. – Ну ты и накурила, мать. А что с Серегой?

– Не в духе, – охотно поддержала разговор сменщица, смачно кроша сигарету в пепельнице.

– Что-нибудь случилось?

– А ты еще не в курсе?

– Откуда? Только что пришла.

– Ну ты даешь. Все девчонки уже знают. Тут же сегодня полдня менты шарились.

– Ну и что?

– Кем-то из наших интересовались. Я так кумекаю, что Серегу нашего сажать собрались, не иначе. А то чего бы ему с постной-то рожей бегать да на всех рычать? Маринка насторожилась: «Кем-то интересовались? Уж не Аллой ли?» Напустила на себя безразличный вид и спросила скучно, сбрасывая пальто:

– Ушли?

– Менты-то? – сменщица засмеялась громко. – Не знаю, может, здесь еще. Я одного видела. На этого… поэта… Пушкина похож. Кучерявый такой, жиденочек. Если б Серега его не пас в четыре глаза, обязательно затащила бы сюда. Такой миленький. И все при нем.

– Ты-то откуда знаешь? Маринка вытащила из сумки деревянный гребешок и, встав перед настенным зеркалом, принялась расчесывать волосы.

– Я их кучерявую породу знаю. Если сам худенький, а задница подтянутая, значит, и с размером все в порядке, и в постели как трактор пашет. Не то что мой. В плечах целый метр, а вместо хрена – гулькин клюв, – она снова засмеялась. Маринка тоже улыбнулась, но не скабрезности, а причудам природы. Наделила же матушка этот центнер мяса таким чудесным смехом. Они еще смеялись, когда на панели телефона мигнула лампочка и в крохотную комнату вплыла резкая трель. – Подруга, – хитро заблажила сменщица, – это тебя. Я всех своих уже оттрахала.

– Семь минут еще, – ответила Маринка, протягивая руку за трубкой. Сменщицу не переспоришь. Она – кого угодно, ее – никто. – Халтуришь?

– Я халтурю? – возмутилась та. – Да я сегодня столько этих уродов переимела, хватило бы дивизию укомплектовать. – Она забилась в притворном оргазме, застонала: – Еще, еще… Ты настоящий зверь! – и тут же скорчила брезгливую физиономию. – Козел. Хоть бы один зашел. Маринка улыбнулась, сняла трубку, выдохнула привычно:

– Я ждала тебя. Сменщица, уже надевая шубейку, закатила глаза и усердно задвигала бедрами, изображая половой акт. «Колола», стервоза. Маринка с трудом удержалась, чтобы не засмеяться во весь голос, и тут же побледнела, услышав в трубке знакомый ядовитый голос:

– Было пять, стало четыре.

Саша рысью взбежал по служебной лестнице и оказался на административном этаже института. В отличие от Волина оперативник не испытывал почтения к начальственному шику. Да и просто к начальству не испытывал тоже. Если, конечно, оно не было непосредственным. Поэтому он и вломился в кабинет директора без стука, распахнув дверь едва ли не ногой. За длинным столом сидели какие-то люди – очечки, бородки, типичные «ботанические сухарики», – и все они смотрели на Сашу, как на пришельца с другой планеты. Директор восседал во главе. На лице его играла целая гамма чувств. От недоумения до растерянности, плавно переходящей в ярость.

– Молодой человек, в чем, собственно… – начал было директор, но Саша легко перебил его.

– Мне нужен, – заглянул в бумажку, – врач. Тот, который лечит пародонтоз. Владимир Андреевич Баев.

– Стоп, – директор нахмурился, – во-первых…

– Во-первых, я из милиции. – Саша вскинул руку с удостоверением, как мухинский рабочий – молот. – Во-вторых, у меня мало времени. Поэтому зовите сюда этого вашего лекаря – и дело с концом.

– Какая наглость, – пробормотал кто-то тихо.

– А я вообще стоматологов не люблю, – подхватил Саша, вперившись взглядом в директора. – Ну так что? Насчет доктора? Я ведь не гордый, могу и сам сходить. – Последнюю фразу он произнес таким тоном, что всем присутствующим стало абсолютно ясно: если развязный гость напряжет свои драгоценные ноги, их всех расстреляют сегодня же ночью. Директор буркнул что-то вроде: «О Господи. Только этого мне и не хватало», и потянулся к компьютеру.

– Сейчас проверим, работает ли сегодня Баев. – Он потыкал в клавиши и произнес не без злорадства: – Какая неприятность. Оказывается, Владимир Андреевич заболел.

– И правда, трагедия, – бесцеремонно пригибая профессоров, Саша полез к директорскому месту. – И давно его сморило?

– Владимир Андреевич заболел три дня назад.

– Надо же, как он вовремя слег, – процедил оперативник, заглядывая в монитор. – Вы можете это распечатать?

– Разумеется, – директор пощелкал «мышкой». Ожил стоящий на столике принтер. Бесшумно пополз лист, на котором темнели отпечатанные строки. – Это все?

– Нет. – Саша выдернул лист из принтера, принялся перечитывать, одновременно продолжая говорить: – К понедельнику приготовьте мне официальную справку. С какого дня и по какой причине Владимир Андреевич Баев не выходит на работу. И не забудьте заверить ее в отделе кадров. Еще мне понадобится характеристика на этого самого Баева за вашей подписью и результаты последней диспансеризации.

– Диспансеризации чьей? – помотал головой директор.

– Ну не вашей же. Баева. Баева, Владимира Андреевича.