– Берите понятых и осмотрите третью комнату и кухню.

– Так точно, – козырнул тот и, зардевшись, даже не приказал, а попросил пару: – Пойдемте, пожалуйста.

– А как же фотографии? – с сомнением и большим сожалением спросил понятой, кивая на рассыпанные по одеялу снимки. – Придется же, наверное, опознавать… гхэ… этих девушек? Или как?

– Порнография, – оценила презрительно понятая и, злобно зыркнув на мужа, добавила: – Иди уже, козел старый. Тебе еще на этих девок заглядываться. Постеснялся бы. Сержант стушевался, переводя взгляд с мужчины на женщину.

– Сержант!

– Слушаю, товарищ следователь, – отозвался тот.

– Посмелее, посмелее, – понизив голос, ободряюще кивнул Волин. – Не тушуйся, парень.

– Так точно, – сержант кашлянул. – Товарищи понятые, попрошу прекратить базар и следовать за мной. Волин едва заметно улыбнулся. Ничего, пообтешется со временем.

– Аркадий Николаевич, – послышалось от двери.

– Заходи, Саша, – отозвался Волин. – Я здесь. Оперативник заглянул в комнату.

– Докладываю, участкового в травмпункт отвез. Камикадзе этого нетрезвого медикам сдал. Запрос насчет дачи-деревни отправил, но готов будет не раньше завтрашнего утра. Там в какие-то реестры надо лезть. Муть, короче, сплошная. Позвонил в прокуратуру, Левка еще не возвращался, но я передал все, как вы сказали. А у вас что? Что-нибудь интересненькое нашли?

– Да есть кое-что, – кивнул Волин. – Подойди, полюбуйся. Наш стоматолог, оказывается, тот еще пострел. Саша протопал через комнату, оставляя на ковровом покрытии грязные следы. Остановился у кровати, оценил одним взглядом количество фотографий, кивнул одобрительно:

– Силен дядя. Для стоматолога, я имею в виду. – Взял одну карточку, покрутил в руках. – А ничего себе девица. У этого Баева со вкусом все в порядке. Саша взял вторую карточку, затем третью, внезапно лицо его вытянулось.

– Что? – заинтересовался Волин. – Знакомую увидел?

– А? – Оперативник взглянул на него, затем принужденно рассмеялся. – Да нет, показалось, что на одноклассницу похожа. Но эта, пожалуй, помладше будет. Да и замужем моя одноклассница. Все у них с мужем вроде в порядке. Чего бы ей на сторону-то бегать?

– Да? – Волин взял из рук оперативника карточку, посмотрел. Симпатичная девушка, лет двадцати пяти, хрупкая, но не худая. Стоит на цыпочках у окна, вполоборота, вытянувшись в струну, забросив руки за голову. Кажется, еще секунда – оторвется от земли, взлетит. И, в отличие хотя бы от той же Пашиной, видно, что эту девушку нагота вовсе не смущает. Она осознает красоту своего тела, потому и смотрится не пошло, достойно. К лицу ей нагота. Хорошая фотография. Трогательная, беззащитная. Нет, прав Саша. Есть у Баева вкус к женщинам. – Знаешь, Саша, а ты все-таки поинтересуйся у этой своей одноклассницы, не посещала ли она институт стоматологии. Риск все-таки немалый. Одному господу известно, что этому психопату взбредет в голову завтра. Глядишь, останется муж этой дамочки безутешным вдовцом. Так что не поленись, спроси.

– Хорошо, Аркадий Николаевич, – кивнул оперативник. – Спрошу.

– Нет, не «спрошу», а обязательно спроси.

– Обязательно спрошу.

– Молодец.

– Товарищ следователь, – в спальню заглянул пионеристый сержант.

– Нашли что-нибудь?

– Пойдемте, посмотрите сами. Соседняя комната, судя по всему, служила Баеву кабинетом. Обитые деревянными панелями стены, пол, затянутый ковром. Посредине – зубоврачебное кресло и софит на высокой треноге. У стены сервировочный столик на колесиках и обшарпанный медицинский шкаф. На стальных, застеленных марлей полках выстроились какие-то пузыречки, флакончики, аккуратно разложены стоматологические инструменты. Увидев все это богатство, Саша неожиданно побледнел и поежился.

– Ты что, Саш? – удивленно поинтересовался Волин.

– Вот не люблю я этого, – пробормотал оперативник. – Знаете, Аркадий Николаевич, что страшнее зубной боли?

– Нет. И что же?

– Врач-стоматолог. Волин хмыкнул. По их-то версии выходит, что врач-стоматолог – причем конкретный врач, Баев, – страшнее не только зубной боли. Понятые топтались в сторонке, а сержант стоял посреди комнаты с видом Колумба, осознавшего вдруг, что довелось ему ненароком открыть самую индустриально развитую страну.

– Ну, сержант, хвастайтесь, что тут у вас.

– Во-первых, вот, – тот указал на деревянные панели над письменным столом, оклеенные желтыми бумажками-»памятками». Листки испещрены ровными строчками. Правда, почерк у Баева был мелковат, это Волин заметил еще при первой встрече. Ему пришлось подойти к самой стене и наклониться, чтобы прочесть. «ХХХ-8893. Катя. Готова на все 25 часов в сутки»; «ХХХ-7167. Лена. Это что-то!!!»; «ХХХ-2513. Мурзик»; «ХХХ-5414. Верунчик. Берет-дает». Следующие записки так же не радовали разнообразием. Судя по количеству «памяток», Баев был редким бабником. Даже еще более редким, чем Саша Смирнитский. Катя, Лена, Мурзик, Верунчик…

– Вот это парень, – усмехнулся Саша. – Не мужик – клад. – Волин покосился на него. – Гад, конечно, – торопливо поправился оперативник, – но кобель-то первостатейный. Против правды не попрешь. Листков оказалось гораздо больше, чем «спальных» фотографий.

– Так, – скомандовал Волин. – Саша, ты смотри с той стороны, я – с этой. Ищем Ладожскую.

– Понял. – Оперативник принялся рассматривать листки. Бормотал себе под нос: – Зараза, одни только номера да имена. Не мог фамилии записать. Опс. Нашел!