Звонить?

Но руки дрожали. Потому что сейчас позвонит, скажет, и все, назад уже не отыграть. Пока Федор, сосредоточенно глядя вперед, вел машину, она все-таки решилась, нажала вызов.

На том конце послышался сонный голос.

– Ма? Ты чего звонишь?

Спит? Ну надо же...

– Ты... У вас все в порядке?
– осторожно начала она.

– Угу, Алик вчера с разбегу врезался в дверь, шишку набил. А так - все.

– Папа и я... мы, знаешь...

– Угу, я понял, ма. Все хорошо у нас.

– Ладно, спи. Пока.

Она просто не смогла сказать сыну. Но поняла, что Иван тоже детям пока ничего не говорил. Ну хоть убедилась, что с мальчиками все в порядке, стало немного легче. Ольга вдруг поняла, как же ей этого не хватало, уверенности, что с ними все в порядке.

Уткнулась носом в ладони.

– Не могу, не телефонный разговор.

Он молча кивнул.

***

Там и ехать-то оставалось всего ничего, вся дальнейшая дорога заняла несколько минут. Потом Федор устраивал их в гостиницу, и таки да, административный ресурс у него имелся, потому что два люкса с видом на море он получил.

Сейчас это было ценно для Ольги, то, что этот мужчина делал все просто и без вопросов. Рядом с ним она могла хоть ненадолго сбросить груз ответственности и почувствовать себя слабой. И... он не принуждал ее ни к чему, не заявлял прав, он просто занялся ее делами.

Просто взял - и решил.

Оставалось только ждать, когда из него полезут чудовищные недостатки.

Конечно, здравый смысл говорил, что она совершенно не знает этого человека. Что у него на уме, какие мотивы, зачем ему вообще с ней возиться? Но интуиция была спокойна.

Особенно после того, как она пересилила себя и рассказала ему и про визит любовницы, и про видео. Конечно, подробностей выкладывать не стала, больно и неуместно, в конце концов, это только ее касалось.

Федор как услышал про видео, сначала смачно сплюнул и пробормотал сквозь зубы:

– Вот идиот! После этого можешь не переживать, что он наболтает детям.

Потом забрал ее смартфон и...

Дальше все делалось без нее.

Ей было велено переодеться в сухое и ужинать. И она в халатике и в тапочках сидела на диване, куда Федор ее усадил, клевала с тарелки нарезку и смотрела, как он ходит туда-сюда и говорит по телефону, хмурится, жестикулирует, отдает распоряжения. Он еще несколько раз кому-то перезванивал, звучали разные незнакомые ей имена. А у нее глаза стали слипаться. Ольга честно старалась крепиться, но трудный день, столько переживаний. Она откинулась на спинку дивана, на минутку прикрыть глаза. И незаметно заснула.

***

Проснулась оттого, что Федор куда-то ее нес.

Бережно, как ребенка. У него были сильные руки и крепкая грудь, Ольга невольно прижалась щекой к его груди. Руки мужчины чуть дрогнули и сердце забилось быстрее. Он принес ее в спальню, уложил на кровать. Все так же осторожно, бережно.

Укрыл и уже собрался уходить.

В этот момент ей было не важно, как оно может выглядеть со стороны, кто что потом скажет или подумает. Она просто не хотела, чтобы он уходил. Пусть это будет ошибкой, и пусть она сто раз пожалеет об этом завтра, сейчас ей хотелось его тепла.

Просто взять его тепло, чтобы он вылечил ее изнутри. Избавил от ощущения ущербности и грязи, которую нанес туда Иван. Женщина так устроена, вечно чувствует себя виноватой за то, в чем априори не виновата. Что была недостаточно хороша в постели, что недодала, делала что-то не так. Что ей уже не двадцать пять. Протест против этого столько времени зрел, а сейчас все прорвалось.

Пусть вылечит ее, вернет уверенность. Пусть ЭТО случится.

Эгоистично? Плевать.

Она сама притянула его к себе.

***

Не было никакой вычурности. Нетерпения, напора. Все очень просто и безыскусственно, но так правильно. Он как будто прошелся по всем ее точкам, и все это, потухшее, дрожащее напряжением, обиженное, починил и зажег заново. И засияла огнями новогодняя елка...

Потом ее распирало от эмоций. Много чего хотелось сказать, но...

Все это сегодня, пока между ними темнота и ночь.

Трудно после такого предательства снова начать безоговорочно кому-то доверять. Потому что неизвестно, что вообще, будет завтра. Вдруг рассеется волшебство, и она снова с размаху влетит мордой в грязь.

***

Очень многое зависело от того, что принесет дневной свет. И что греха таить, Ольге было страшно открывать глаза. Но все решилось просто.

Он поцеловал ее в нос и прошептал:

– С добрым утром.

Смотрел на нее и улыбался. Такой взъерошенный со сна.

Черт... И она все-таки растеклась лужей. Э... улыбкой. Улыбкой, конечно же, растеклась. А после, уже когда завтракали на террасе ее люкса, ее все подмывало сказать:

– Федор Михалыч, у вас просто волшебные руки, а про член я вообще молчу! Его надо прописывать как лекарство.