– Вы так думаете?

– Это вполне возможно. Мне кажется, что это страшный человек. И кроме того, у него должны иметься в Лоше все способы заставить кардинала заговорить.

– Вы теряете голову, Леонарда, – сказала ошеломленная Фьора. – Вы, надеюсь, не думаете, что прево может угрожать тюрьмой одному из глав церкви или даже...

Лицо Леонарды расплылось в улыбке:

– Пытать его? А почему бы нет? Отношения между королем и папой, и без того плохие, не потеряют от этого почти ничего. Хотите верьте, хотите нет, но я считаю, что он на это вполне способен, – добавила она со вздохом, в котором чувствовалось удовлетворение.

– И... вы так спокойно говорите об этом? – изумилась Фьора.

– А почему бы и нет?

Однако старая дева, после того, как монах, занимающийся приемом гостей, дал путешественницам комнату, сразу же встала на колени перед своей кроватью и углубилась в долгую молитву. У нее было простое сердце, и она допускала, что паршивые овцы могли проникнуть в святое стадо церкви, но господь бог – надо быть справедливым – не мог отвечать за преступления слуг своих.

Единственным утешением в этой печальной истории было то, что их возвращение домой было воспринято с огромной радостью, отчего сердце Фьоры оттаяло.

Однако вся правда стала очевидной только после того, как Дуглас Мортимер, возвратившись в королевский замок, пришел на следующий день к обеду в Рабодьер.

Поглощая с аппетитом все подаваемые блюда, шотландец рассказал, как ему удалось оказаться в нужный момент в Лошском лесу, чтобы спасти женщин от неминуемой смерти:

– Вечером, после известного вам ужина, я увидел мэтра Оливье ле Дема, разговаривающего с кардиналом. Этот разговор мог быть абсолютно невинным, но он кланялся, крестился, вел себя как-то неестественно. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Да, – кивнула Фьора.

– Только что касается меня, то я не верю, что мэтр Оливье может вести пустячные разговоры. Проводив вас, я решил разыскать его. Найти его было нетрудно, ибо он располагает свободным временем только после того, как король ложится спать. У меня даже хватило времени на то, чтобы натянуть на себя темную одежду перед тем, как устроить засаду за стенами замка. И тут я увидел, как он выехал на муле через потайную дверь в направлении к Туру. Я последовал за ним до таверны, стоящей на берегу реки. Надо было знать, что это был именно он, ибо он оделся на этот раз в широкое пальто, надвинул шапку до бровей, а на лицо надел маску. Но я-то эту тухлую дичь учую в любом обличье, даже если бы мэтр Оливье выехал в одежде каноника, как он это делает время от времени. На этот раз ему нельзя было изображать из себя церковника с учетом цели его прогулки. Я с удовольствием выпил бы еще немного вина, мадам Перонелла! Удивительно, как хочется пить, когда много говоришь.

Утолив жажду, Мортимер возобновил свой рассказ:

– Следуя за ним, я увидел, как он вошел в какую-то таверну, находящуюся на берегу реки, где собирается самая отборная шпана со всего города, и стал разговаривать с этим Тордгулем, о котором я вам не сообщу ничего нового, скажу лишь, что, по всей видимости, он не знал, с кем имеет дело.

– Почему вы так решили?

– По некоторым моментам. Проходимец проявил такое недоверие, что ле Дему пришлось вынуть из кармана золото, чтобы убедить его, а показывать блеск желтого металла в подобных местах всегда опасно. Они вышли вместе и растворились в ночи. Найти я их не смог. Тогда я пошел к прево, чтобы рассказать о том, что видел.

– Глубокой ночью? – удивилась Фьора.

– Этот человек, по-моему, никогда не спит! Я сказал ему, что хочу сообщить об этом королю, но он отговорил меня. Во-первых, потому что у меня не было серьезных доказательств, которые я мог бы ему представить. А во-вторых, из-за этого слепого доверия нашего короля к своему брадобрею, который должен был, конечно, уехать из Плесси вместе с королем. Так как в замке должен был оставаться полк гвардии, я попросил оставить меня под тем предлогом, что чувствовал себя неважно. Это очень рассмешило короля.

– Рассмешило?

– До такой степени, что вы и вообразить себе не можете. Он чуть не задохнулся от смеха.

– А по какому поводу такое веселье?

– Ну... он думал, что моя болезнь была не очень серьезной и что вы... были, как бы это сказать, тому причиной. Перестав смеяться, он сказал: «Бог мой, Мортимер, ну и повеселили же вы меня! Но не делайте больше этого! Я буду отсутствовать недолго, поэтому я могу вас оставить здесь на этот раз... Вы у меня на службе, а не у женщин!»

Изрядно смутившись, Мортимер не осмеливался больше смотреть Фьоре в лицо и выпил для храбрости.

– Тристан Лермит сказал, что поручил кому следует наблюдение за Тордгулем, а я взялся за кардинала. Когда я увидел, что он послал за вами повозку, я понял, что происходит что-то неладное. Я провел ночь в вашем саду и после вашего отъезда пришел сюда порасспросить мадемуазель Хатун и мадам Перонеллу.

Фьора вскочила как ужаленная, чуть не перевернув стол:

– Что за методы! Почему вместо того, чтобы спрятаться, вы не пришли прямо ко мне? Я сказала бы вам, что намерена делать.

– Я не сомневаюсь в этом ни на минуту, но разве вы послушались бы меня, если бы я посоветовал вам никуда не ехать?