Я восхищаюсь ее упорством и могу только надеяться, что это будет так легко. Тем

не менее, я хочу поговорить с Патрис. Но, возможно, сейчас не самое лучшее время, когда

я рассержен, и, вероятно, скажу то, о чем потом пожалею. Лас Палабрас, может, и свел

нас, но будь я проклят, если они будут теми, кто разлучит нас.

— Ты хочешь, чтобы я остался дома сегодня вечером? – спрашиваю я ее. — Мы

могли бы выпить немного вина, сходить в кино?

Она потирает губы и быстро качает головой.

— Нет. Ты очень долго не видел своего товарища Бона. Я просто позвоню

Клаудии, и мы пойдем куда-нибудь. И что это за имя такое, Бон?

— Это сокращенно от Бонавентура, — говорю я. — Его мать была француженкой.

И очень странной. Использующей пудру для своего лица с голубоватого кукурузного

крахмала, по словам Бона.

Я вырос с Боном, который жил по улице ниже от нашей в Мадриде, хотя в эти дни

он только приезжал время от времени. А так он — внештатный фотограф, как правило, для некоммерческих организаций, для которых бродит по тропическим лесам или

отдаленным деревням.

— Я действительно не хочу оставлять тебя так, — говорю я ей, притянув к своей

груди и оборачивая руки вокруг нее. — Я ненавижу проблемы, которые не могу сразу

решить.

— Я знаю, — бормочет она в мою грудь. — Может быть, когда наступит

понедельник, все разрешится. Я имею в виду, ты пойдешь на свою новую работу, наверное.

Возможно. Я не был уверен, когда на самом деле начну. Но это не казалось

справедливым, что Вселенная таким образом давала тебе одно, забирая другое. Я знал, что

это был закон равновесия и баланса, но не думал, что просил слишком много, просто

чтобы у нас обоих была работа, и мы были счастливы.

А, может, и было.

Я встречаю Бона в тапас-баре напротив Пласа-Майор. Мощеные улочки заполнены

туристами и пьяными студентами, которых намного больше на выходных. Я пытаюсь

пройти сквозь них, не в силах перенять их энтузиазм. Новости Веры сбили меня с толку, и

мой мозг ухватился за это волнение, я никак не мог перестать думать об этом.

Я нахожу его в самом конце, на темном угловом диване, жующим миску миндаля.

Бону, вероятно, около сорока сейчас, невысокий мужчина по сравнению со мной, но у

него есть способ, как сделать так, чтобы выглядеть выше. Его мать привила ему

правильную осанку, когда он был маленьким мальчиком, и сейчас, в сочетании с тем, что

он носит все только черное, это существенно меняет дело.

— Бон, — говорю я от души, чувствуя, как беспокойство сходит с его знакомого

лица. Его темные волосы прорежены немного сверху, но в остальном он выглядит так же.

Он встает с дивана и пожимает мне руку, а я слегка похлопываю его по спине.

— Матео, — встречает он меня, — ты совсем не изменился. — Он делает паузу, глаза блестят. – Или, может, изменился. Ты, вроде, похудел.

Я хватаюсь за свой живот, хотя знаю, что мои мускулы никогда не менялись. –

Наверное, лучше питаюсь.

Блеск усиливается и он ухмыляется.

— Держу пари, что так и есть. Садись.

Он быстро машет официантке и заказывает нам два пива. Бон всегда был болтуном, и я не останавливаю его, когда он начинает рассказывать обо всех интересных вещах, которыми занимался в течение последних полутора лет. Наконец, после трех бокалов

пива, беседа замедляется, и он упорно смотрит на меня.

— Достаточно обо мне, — говорит он. — Как Хлоя Энн?

Ее имя всегда заставляет меня улыбаться.

— У нее все хорошо. Идет в школу в сентябре. Она довольно взволнована этим.

— А Изабель?

Мое лицо сникает.

— Ты, конечно же, знаешь, что мы разведены.

Он кивает и откидывается на спинку сиденья.

— Я знаю. Но хотел бы услышать это от тебя. Мы почти не общаемся больше, Матео, так что я знаю только то, что слышал от других людей. Или то, что я прочитал в

интернет-изданиях.

— Понимаю. — Я смотрю на Бона и задумываюсь, что он скажет, поймет ли. Я не

уверен, является ли то, что он видел и слышал, чем-то похожим на правду. Я прочищаю

горло. — Ну, мы с Изабель в разводе. Я встретил другую женщину.

— Более молодую женщину. Канадку.

— Да, — говорю я ему. — Она – все для меня. Ее зовут Вера.

— У нее чертовски много татуировок, — указывает он, как будто знает ее. Это

беспокоит меня.

— Так и есть, — признаю я. – Как ни странно, мне нравятся они.