– Отчего же нет? Если вы были только зрителем, вам нечего меня опасаться...

– Он хочет сказать, - пояснил Лекоз, - что, если у вас случайно есть какие-нибудь знакомые на фермах.., ведь той ночью он занимался браконьерством...

Жиль пожал плечами и вытащил из кармана монету.

– Я не думал, что похож на пристава. Рассказывай, не бойся, дружище! Спроси выпить и, кроме того, получи вот это.., за причиненное беспокойство.

– Я знаю, что он предпочитает, - сказал Лекоз.
– Ром!

– Тогда рому для всех...

Появление кувшинов с ромом было встречено всеобщим одобрением. Второй форейтор присоединился к остальным, и рядом с камином образовался кружок, какие образуются вечером вокруг рассказчиков. Вместо предисловия Геган проглотил полный стакан рому, утер губы рукавом и, держа в ладонях, чтобы его согреть, стакан, который трактирщик по знаку Жиля снова наполнил, начал свой рассказ в благоговейной тишине.

– Это было накануне Рождества. Задумал я поиметь хорошего зайца, или парочку кроликов, или даже что-нибудь получше, что я смог бы выгодно продать Лекозу, и пошел в лес ставить силки у пруда замка Тресессон, а замок-то стоит в двух лье отсюда, это около моей деревни Кампенеак. Хорошее место: ночью звери приходят к пруду, чтобы напиться, и я прекрасно знаю их повадки.

Стояла глухая ночь. Было холодно и темно, но я не из робкого десятка и никогда не боялся темноты. Я быстро добрался до замка. Все было тихо, нигде ни огонька. Я был рад этому: стало быть, народу в замке немного. Господин граф де Шатожирон-Тресессон, которому он принадлежит по брачному контракту, должно быть, решил провести Рождество в своем особняке в Ренне. Я был спокоен и почти уверен, что меня не застукают.

Я начал устанавливать силки, как вдруг услыхал лошадиный топот, и он быстро приближался.

И перепугался же я! Ведь это, может быть, приехал владелец замка, и, чтобы меня не поймали, залез на первое попавшееся дерево. Граф человек не злой и не жадный, но, как испокон веков все владельцы Тресессона, он охотник, а охотники и браконьеры никогда не ладили друг с другом.

Однако мне нечего было беспокоиться: листьев на деревьях уже не было, зато ночь была темная...

Сижу я на дереве и думаю: уж не померещилось ли мне, ведь ничего не слышно...

Я уже собирался спуститься, когда вдруг слышу осторожные шаги и скрип осей. Смотрю - ко рву замка подошли двое в масках. Они вели своих лошадей под уздцы. За ними ехала карета с закрытыми кожаными занавесками.

Двое, что шли впереди, на минуту остановились и осмотрели безмолвный и темный фасад замка.

– Я так и думал, - сказал один из мужчин.
– Там нет никого, кроме слуг, а в этот час они спят как убитые. Впрочем, даже если бы они что-нибудь услышали, то не вышли бы: простолюдины так боятся привидений, фей и домовых.

– Мы же не будем делать это перед замком, - произнес другой.
– Отойдем подальше! Так будет лучше.

Они прошли немного вдоль пруда. Карета с кучером на козлах, закутанным в черное, так что его и не видно было в темноте, поехала за ними.

Они остановились прямо под деревом, на котором я прятался, полумертвый от страха, потому что эти люди, маски, карета, кучер, похожий на призрак, все это мне совсем не понравилось...

Больше скажу: меня мороз по коже подирал, и я начал призывать своего ангела-хранителя прийти мне на помощь.

– Здесь отличное место, - сказал тот, что был повыше.

Он взял один из фонарей кареты, зажег его и отдал своему спутнику.

– Посвети там!..

Кучер слез с козел. Как и те двое, он был в маске. Он нес инструменты: лопаты и кирки, которыми они стали рыть землю... Они копали долго, и я не мог взять в толк, зачем этим людям понадобилось в лесу рыть ночью яму? Честно признаюсь, что меня разобрало любопытство: с чего это они так надрываются, видно, хотят спрятать что-то ценное.., золото, например. Или контрабанду...

Когда яма, скорее длинная, чем широкая, показалась им достаточно глубокой, они положили лопаты, и тот, что был вроде за главаря, повыше и покрепче, снял шляпу и вытер лоб. Волосы у него были огненно-рыжие. Затем он снова надел шляпу, вытащил из кармана бутылку и сделал большой глоток.

– Поставь фонарь!
– приказал он тому, который только светил.
– И иди за ней!

И тогда я увидел, что было в карете. Это было не золото, не сокровища.., но кое-что подороже. Я чуть с дерева не свалился. Женщина! Женщина, прекрасная, как день, в белом подвенечном платье с кружевами и шелковыми цветами. Сама белая, белее, чем ее платье, а глаза - огромные, темные, напуганные... Под венком у нее были густые, почти красные волосы, блестевшие как медь, а ее рта я не мог разглядеть: он был заткнут кляпом.

Ее руки были связаны... Она извивалась, пыталась освободиться, но тот, кто вытащил ее из кареты, держал крепко, хватка у него была железная.

Высокий показал ей только что вырытую яму.

– Вот ваше брачное ложе, сестра. Надеюсь, оно вам подходит...

Они вытащили кляп, чтобы она могла помолиться, но она так плакала, так жалобно их умоляла... О Господи!.. Кажется, я всю жизнь буду слышать во сне ее стоны... Она так громко умоляла их, что они снова засунули ей кляп, сказав, что ее вопли им осточертели.