– Командир, тут, понимаешь, «комендатура» в нас засомневалась, пришлось кое-что из нашего арсенала показать, – все не мог угомониться Грицай, продолжая прыгать в одном сапоге по камням.

– И Бороде это так понравилось, что теперь он от Вована отстать не может, – лишний раз поддели Бородая разведчики.

– Как пацаны маленькие, другого времени не нашли, – ворчливо заметил Дроздов и снова не смог сдержать улыбки: взъерошенный гигант с сапогом в руках действительно представлял собой забавное зрелище. Смягчившись, он не стал больше распекать подчиненных и распорядился: – Повеселились и хватит. Дело идет к ночи, значит, ждите, что скоро Загоруйко со своим выводком выползет. Вот тогда все напрыгаетесь.

– Все верно, командир, такой волчара, как он, как раз под сумерки на охоту выходит, – поддержал Гусев и предложил: – Сейчас самое время перекусить, а потом развести посты.

Дроздов согласился с ним и, отодвинув в сторону ветки кустарника, искусно загораживавшие вход в небольшую пещеру, нырнул под брезентовый полог и оказался в каменном гроте, где разместились штаб отряда и дежурная группа захвата. Вслед за ним в грот вошли Гусев, Грицай, Санников и другие разведчики. Последним в узкий проход протиснулся Бородай. Нахохлившись, он показал неугомонному Грицаю здоровенный кулак и забился поглубже в каменную расщелину.

Разведчики поужинали, а после разбились на смены – одна ушла менять часовых на постах и в секретах, другая, приткнувшись кто где смог, забылась в тревожном сне. Бородай, отбросив обиду, по-братски притянул Грицая к себе и подставил свое мощное плечо. Оба задремали, не выпуская из рук автоматов.

День, которому, казалось, не будет конца, клонился к закату. В глубине ущелий сгущались вечерние сумерки. Затем быстро, подобно снежной лавине, они выплеснулись на склоны. Тусклое зимнее солнце в последний раз мелькнуло в зубчатой стене гор и скатилось в холодную рябь моря. Наступила ночь, и зима снова напомнила о себе. Стылый холод бесцеремонно забирался под изношенные бушлаты и телогрейки, проникал сквозь дырки в протертых кирзовых сапогах и тысячами жалящих иголок покусывал тела разведчиков. Ста «наркомовских» граммов хватало только на час – мороз быстро выжимал градус, – и бойцы плотнее жались друг к другу, укрываясь раскатанными шинелями, чтобы сохранить хоть каплю драгоценного тепла.

Ночь прошла тихо и не принесла ничего нового – диверсанты Загоруйко ничем себя не обнаружили. Сумрачный рассвет с трудом разорвал густой полумрак и кисельной пеленой разлился по поляне. Разведчики проснулись и, поеживаясь, принялись согревать свои скрюченные тела. Радисты, сонно клевавшие носом над ключами передачи, провели вялую перекличку в эфире. На вызов Дроздова не ответил радист группы «Бук». Ефрейтор Козьмин с ожесточением давил на ключ, но сердитый писк морзянки снова остался без ответа. Покрасневшими от бессонницы глазами он с недоумением глянул на своего командира.

– Вызывай еще! – нетерпеливо потребовал Дроздов.

– Что случилось, Петрович? – встревожился подошедший после смены постов Гусев.

– Нет связи с «Буком», – ответил тот.

– Опять молчит, товарищ капитан! – устало ответил радист и отпустил ключ.

– Попробуй через «Самшит», пусть он на него выйдет. Может, с батареями что? – продолжал теребить его Дроздов.

Радист снова склонился над рацией, вызывая «Самшит». Там живо откликнулись на вызов и попытались связаться с «Буком», но и им никто не ответил.

– Может, работа Загоруйко? – предположил Гусев и тут же предложил: – Командир, давай я проскочу на место и проверю.

– Поезжай! – согласился Дроздов и, наклонившись к радисту, приказал: – А ты срочно передай в Туапсе о потери связи с группой Фомина.

Это сообщение в Особом отделе армии и Закавказского фронта еще больше подстегнуло нетерпение начальства, усилив опасения о прорыве диверсантов в направлении Туапсе. Рухадзе ни минуты не сомневался в том, что исчезновение группы «Бук» было делом рук диверсантов Загоруйко, и категорически потребовал от своих подчиненных до конца дня покончить с ними. Радист, принявший радиограмму, с сочувствием посмотрел на командира. Дроздов не стал читать текст – и без того знал реакцию генерала. Загоруйко торчал у всех как кость в горле, а то, что он мог прорваться в долину, подтверждал и первый доклад Гусева. Тот так и не обнаружил следов группы – сержант Фомин со своими ребятами будто растворился в воздухе. Предположение о том, что группа могла попасть под лавину, не подтвердилось, а найденный Грицаем на ветке терновника клочок от бушлата и раздавленный сапогом мундштук красноречивее всего говорили о короткой ожесточенной борьбе, после которой диверсанты постарались замести все следы. Гусев все еще продолжал искать доказательства, подтверждающие прорыв диверсантов в долину, но Дроздова они уже мало интересовали. Теперь он был уверен, что неуловимый Загоруйко находится где-то рядом. Но где?

Лесистая громада гор до поры до времени скрывала врага. Как назло, поднявшееся над скалами солнце растопило тонкий лед на реке и озере, и клубы густого тумана, поднимаясь из ущелья, стали наползать на долину. Дроздов, проклиная в душе капризную погоду, раздраженно отшвырнул в сторону ставший бесполезным морской бинокль и, напрягая слух, пытался уловить подозрительные звуки.

Санников первым расслышал слабый вскрик встревоженной сойки, прозвучавший в том месте, где заканчивалась Тропа абрека. Прошло совсем немного времени, и крик дважды повторился теперь уже на подходах к кошаре. На этот раз разведчики Дроздова уловили в нем сигнал тревоги – это часовые с ближнего поста предупреждали их о появлении неизвестных.

Бойцы, находившиеся в резерве, пришли в движение. В глазах разведчиков зажегся лихорадочный огонек предбоевого азарта, в движениях появилась скрытая угроза, на лицах светился вызов пока еще невидимому противнику. Тихо, без малейшего шума, подчиняясь жестам своего командира, они, будто ящерицы, расползлись по подлеску, перекрыли подходы к кошаре, блокировали тропу, ведущую к ней, и замерли в напряженном ожидании.

Задержание диверсионной группы специальным оперативно-боевым отрядом СМЕРШ