Отвечая на немой вопрос, Ширяева ответила:

— Я не дам этому сукину сыну времени для передышки. Я позвоню ему из вестибюля его же офиса. Я буду долбить его, пока он не сдохнет.

Не глядя на следователя, Валентина вышла из кабинета. Маргелов едва переборол желание кинуться вслед, чтобы вернуть оружие.

Он снял трубку телефона и некоторое время держал ее, ощущая тепло от рук женщины. Стараниями Валентины все в этом деле оказалось до того запутанным, что в пору прибегнуть не к здравому смыслу, а напрямую обратиться к инстинкту. Что интересно: похоже, Валентина избрала именно этот путь. Курлычкин наверняка поступит сообразно своему чутью хищника. Еще немного, и сам Маргелов, подвывая, сотворит что-нибудь нечеловеческое.

— Могу я услышать голос Курлычкина?

Секретарь Надежда Ломакина недовольно поморщилась, подумав, что воспитанных людей становится все меньше: звонившая даже не поздоровалась. Хотя звонит не в баню, а в солидную организацию. В основном абоненты, выходившие на связь с приемной Станислава Сергеевича Курлычкина, как и положено, представлялись.

— Здравствуйте, — секретарь постаралась, чтобы ее голос прозвучал наставительно. — Разрешите узнать, кто его спрашивает.

— Из Октябрьского народного суда.

Просто из суда. Некто без имени, отчества и фамилии. Бордель какой-то. Наверняка на связи безграмотная судейская секретарша. Ломакина даже представила себе крысиную мордочку абонента с подвижным носом и водянистыми глазами.

— Извините, вы можете конкретнее…

Ширяева перебила секретаря на полуслове, в свою очередь подумав, что эта представительская волокита выглядит довольно смешно: упырь, переодетый в цивильный костюм, играет на глазах всего города в делового человека. Игра серьезная, можно запросто вернуться в сырую и темную гробницу. Однако справедливо подумала, что девочка, сидящая на телефоне, тут совсем ни при чем. От этого резкий вначале голос Валентины смягчился.

— Передайте ему… что с ним желает поговорить судья. Этого достаточно.

— Подождите, пожалуйста, я узнаю, на месте ли Станислав Сергеевич.

Господи, вздохнула Ширяева, наверное, Курлычкин обделен возможностью получать свежие новости: замусоленные длинноногими девочками-секретаршами, они доходят до него в последнюю очередь.

В трубке раздался сочный баритон:

— Да.

— Здорово, подонок! — услышал Курлычкин. — Не боишься, что тебя подслушивает секретарша?

— А ты не боишься? — Хозяин кабинета заиграл желваками. Он позавидовал министрам, которые, приезжая в "горячие" точки страны, переодеваются в камуфляж и их вид соответствует обстановке. С одной стороны, это говорит о серьезности намерений, с другой, о солидарности к тем, чьими гостями они являются в данное время, и так далее. Если проще — полный контакт и взаимное уважение. Но не в целях безопасности они влезают в камуфляж. Как говорится, "встречают по прикиду, а провожают по понятиям".

И Курлычкину хотелось поменять стильный костюм на военное обмундирование, взять в руки пехотный гранатомет и одним прикосновением к спусковому крючку решить проблему под названием "судья из Октябрьского народного суда".

— Я? — спросила Валентина и рассмеялась. — Мне бояться нечего.

— Где Максим?

— В надежном месте твое сокровище.

— Что ты хочешь?

— Аудиенции.

— Чего? — Курлычкин не верил своим ушам: неужели эта Фемида решится на встречу? Так… что она еще задумала? Судя по всему, у нее солидная карта, она играет уверенно — причем уже давно, а сейчас, по-видимому, настал черед крупного козыря. И не дай бог, если он у нее в рукаве.

— Что, незнакомое слово? — осведомилась судья, слушая тишину в трубке. — Выскажусь проще: разговор тет-а-тет. Тоже непонятно? Тогда последняя попытка: я забиваю "стрелку". Алло, подонок! Ты меня слышишь?

Курлычкин пропустил оскорбление мимо ушей.

— Я согласен на встречу. Куда мне подъехать?

— Все-таки ты ничего не понял… Это я прошу у тебя аудиенции, кретин, а не ты у меня. Я — понимаешь? Скажи девочке на связи, чтобы сварила кофе. И пусть поторопится — я уже иду.

Прошла всего минута, одна коротенькая минута, Курлычкин не успел собраться с мыслями и отдать соответствующие распоряжения, а охранник второго этажа уже докладывал по сотовому, что к нему пришла женщина — имени своего не называет, но утверждает, что ей назначено.

— Пропустите ее, — распорядился начальник.

Он все еще не верил: сейчас откроется дверь, и в комнату войдет женщина, которой он действительно назначил встречу, но забыл об этом. Однако в кабинет, любезно улыбнувшись секретарю, вошла именно Ширяева: существенно изменившаяся, с повелительным и в то же время ироничным взглядом, в элегантном платье и модных босоножках на высоком каблуке; тонкий кожаный поясок на талии гармонировал с сумочкой-кейсом.

Это была та самая строптивая судья и в то же время не она. Если в зале суда и в своем кабинете она выглядела неопрятной, а возле гроба сына с обрюзгшим вымотанным лицом, то сейчас выглядела по меньшей мере императивно. Он помнил ее голос — испуганный, хотя она постаралась скрыть боязнь: "Выйдите из моего кабинета! Или я вызову охрану". Тогда она действительно была напугана, а сейчас во всем облике — неустрашимость. Если очень умело напускная — то скоро это выяснится: и не таких упорных обламывали.

Ширяева непринужденно села на офисный стул, открыла сумку и выложила на стол видеокассету.

— Это либо пролог к нашему разговору, либо эпилог — решать тебе.

— Ты забыла добавить — подонок. Или ты только по телефону храбрая?

— Да нет, мразь, я уже ничего не боюсь. Ты просмотри кассету, времени остается все меньше и меньше. Правда, в ней нет ничего особенного, просто очередное доказательство, что твой сын пока еще жив.

— Сейчас я попробую угадать, — на американский манер высказался Курлычкин. — Ты предложишь на выбор два варианта…