— А в чем разница? — не понял Артур. По его мнению, что первый вариант, что второй представляли собой убийство. Разница лишь во времени и гуманности по отношению к Алисе. Чем раньше все сделать, тем меньше боли ей придётся терпеть.

— Разница в том, куда попадёт её душа, — очевидно же, он сам не верил в то, что говорил, однако остановиться не мог. Не имел права. По крайней мере, именно так считал юноша. — Сейчас она на пути в Ад, поскольку не прошла испытание страхом и теперь умирает от второго. От боли. Но если её возьмёт Отец Иосиф, то сможет очистить её душу перед встречей с Богом. По крайней мере, он так считает.

— Ну а ты, что ты об этом думаешь?

Стас видел его. Сомнение. Недоверие. Разочарование в том, во что так упорно и долго пытался поверить юноша. Но для должного эффекта нужно, чтобы он сам признал это. Признал, что не поддерживает Проповедника.

— Что я думаю?

С минуту Серафим молчал. Лицо застыло, непроницаемой маской глядя на всех и одновременно ни на кого. А потом оно исказилось. Боль, разочарование, обида. Все эти эмоции обрамляли лицо юноши, пока на его губах расцветала горькая улыбка.

— Ничего.

Стас ослышался? Но Серафим оставался спокойным, словно так и надо было. Будто именно таких слов от него и ждали. И для всех это было очевидно. Как и то, что юноша лжет. При чем не только ребятам. Врать самому себе — гиблое дело, но от привычек нелегко избавиться. Особенно от тех, в которых мы не видим проблемы.

Серафим поднялся на ноги, и постепенно высокая фигура скрылась из виду. Не сказав ни слова, будто его здесь и не было.

И лишь через пару мгновений глухой голос напомнил в темноте:

— Не тяните. Чем дольше вы ждёте, тем тяжелее ей выносить эту боль. Торопитесь.

Пожелание. Не принудительная просьба. Но как же больно не слышать в этих словах и доли надежды на счастливый исход. Хоть в большинстве своём ребята прекрасно осознавали степень серьезности ситуации. И все равно продолжали верить.

Когда очередная судорога разбудила девушку, остальные уже давно спали. Почти все. Стоило ей потянуться за водой, Андрей опередил слабое движение, доставая нужную прохладную жидкость.

— Спасибо, — пить хотелось, но глотать получалось совсем плохо. Мышцы словно окоченели, не желая двигаться. Привыкшее к постоянному жару тело уже не так остро реагировало на тянущую боль, однако каждый раз вздрагивало от малейшего движения воздуха. — Как думаешь, долго все это ещё будет длиться?

Андрей молчал. Что он мог сказать? Не знает? Ложь, знает и очень хорошо. Достаточно было поймать отчаянный взгляд Нади, когда та смотрела на зараженную. Так смотрят на тех, кому уже не помочь. И единственное, о чем думаешь, как быстрее прекратить незаслуженные страдания.

Алиса все понимала. Видела, как это происходит. Потому и не требовала ответа. Однако у неё все ещё было кое-что, о чем хотелось рассказать.

— Я ведь помню вас, — тихо, стараясь никого не разбудить срывающимся голосом, шептала девушка. — Вы тогда сбежать хотели, незаметно.

— Ты нас не выдала. Спасибо.

— Я тогда сильно испугалась, — тихий смех, прерываемый влажным кашлем. Она не сказала, что на языке был привкус крови. — Думала, если вас все же схватят, меня тоже убьют, потому что не сказала.

— Мы бы тебя не выдали, — он осторожно потрепал её по голове, к собственному сожалению понимая, что даже кожа под волосами пылала от жара. — Тебе надо поспать.

— Нет, подожди, — она даже приподняться попыталась, но вышло не убедительно. — Мне нужно это сказать. Не знаю почему, но кажется это правильно. Вы же позволили пойти с вами, не спросив кто я и откуда. Вы заслужили хотя бы немного честности.

— Ты не обязана…

— Но я хочу, — и столько решимости было в этом голосе, что Андрей не стал возражать. — Просто хочу, чтобы хоть кто-то знал кто я.

Немного помолчала, раздумывая, с чего лучше начать, но потом поняла — когда говоришь о прошлом, нет лучших или худших сторон. Оно есть, оно часть тебя. Поэтому и говорить о нем надо так, словно нет сожалений. Словно это было не с тобой.

— Я не помню своей жизни до эпидемии. Слишком маленькой была. Но точно знаю, что мама всегда растила меня одна. Она никогда не держала меня рядом с собой, только на расстоянии. Не знаю хорошо это или плохо. Наверное, все-таки хорошо. Работа не позволяла заботиться обо мне как следует.