— Ми англичан, ехал Нью-Йорк, долго-долго лет абратна.

С их помощью Иван легко преодолел таможенный барьер. В ресторане они попросились за один столик — билеты у всех оказались второго класса. Четвертым сотрапезником стала мадемуазель Сильвия Флорез, юная француженка.

— Идет видет своя жених Новы Орлинс, — обстоятельно пояснил Джон.

Так вчетвером они обедали, завтракали, ужинали, посещали танцевальные вечера, плескались в бассейне и забавлялись нехитрыми аттракционами, которые устраивали в штиль на палубах услужливые, обходительные офицеры команды. Так вчетвером и теперь они ступили на азорскую землю.

— Трясет, здесь почти каждый день трясет! — воскликнул при этом Джон.

Они договорились, что в целях взаимного изучения языков Джон, Мэри и Сильвия (которая владела английским в совершенстве) говорят с Иваном на King's English — медленно, если надо — с повтором, исправляя произношение, он же с Джоном — только на русском и тоже исполняя функции добросовестного педагога.

— Острова вулканического происхождения, вот и трясет, — заметил Иван, зная о частых землетрясениях из журнальной статьи. С океана к причалу то и дело подплывали небольшие рыбачьи шхуны. К ним тут же подходили перекупщики, начинали торг. Тучи чаек носились над портом. Терпкий запах свежевыловленной рыбы густо висел в воздухе. Бухта была широкой, вдоль другой ее стороны выстроились живописной чередой дома, виллы, коттеджи. Зеленые, синие, белые, оранжевые, они взирали на проплывавшие корабли и их пассажиров полупрезрительно, полупренебрежительно, словно бы говоря: «У наших хозяев жизнь — полная чаша. А у вас? Рветесь в заокеанский рай, судьбу пытать? Скатертью дорога».

Джон привычным лондонским жестом подозвал извозчика, и вскоре четыре копытца небольшой, но крепкой, жилистой лошадки зацокали по брусчатым и булыжным мостовым города. Миновали площадь с высоким старинным католическим храмом, потянулись улицы, улочки, переулки. Возница что-то начал говорить, глядя попеременно на обоих мужчин, но Джон и Мэри переглянулись с Иваном и улыбнулись: «Португальский у нас понимает лишь одна несравненная Сильвия». Та, тоже улыбаясь, сказала:

— Он предлагает подняться вон на ту гору. Оттуда он покажет нам что-то интересное.

— Это что — самая высокая гора на всем острове? — Джон внимательно рассматривал пологие склоны, сплошь заросшие вечнозелеными лесами.

— Нет, — засмеялся возница. — Есть и выше. А гора-великан — Пику. Ну так как — поехали?

Сильвии явно этого хотелось. Джон, Мэри и Иван согласно закивали.

— А там что за посадки? — Мэри посмотрела на один из дальних склонов, поперек которого лежали ровные ряды каких-то низкорослых растений.

— Ананасы, — коротко пояснил возница.

— Ананасы? — удивился Иван, впервые увидев целую плантацию редкостного для России фрукта. «Ешь ананасы, рябчиков жуй… — вспомнил он слова Маяковского. — Интересно, рябчики здесь есть?»

Вид с наблюдательной площадки на вершине горы открывался захватывающий. В нежно-голубой бухте сверкал белизной многопалубный пароходик. Точки иллюминаторов; крошечные шлюпки; едва различимые кое-где на нем фигурки людей, копошившиеся на причале грузчики в серых робах и оранжевые тележки с топливом и продуктами — все двигалось, стояло, исполняло отведенную заранее роль по привычно и мудро составленному сценарию. Палитра общего вида была многообразной — с переливами, оттенками, нюансами: нежно-голубой с белыми барашками у берега океан совсем бледнел на грядах рифов, ближе к горизонту заметно темнел и опять светлел, сливаясь с глубоким, без единого облачка, девственно-бирюзовым небом; домики, казавшиеся сверху не больше спичечной головки, словно состязались в яркости окраски, проступая малиновыми, горчичными, маковыми, сахарными, кукурузными каплями; холмики дальних гор были опоясаны светло-салатовыми, едва-едва колышущимися лиственными лесами; выше застыли труднопроходимыми джунглями густо-зеленые тропические чащобы; и, наконец, ближе к вершинам выстроились рядами хвойные рощи цвета разной глубины изумруда.

Женщины, казалось, исчерпали весь запас прилагательных в превосходной степени. И даже мужчины не удержались от восхищенных восклицаний.

— А теперь взгляните сюда, сеньоры и сеньориты, — предложил возница, сверкая ровными белыми зубами, и смуглое лицо мулата преисполнилось сдержанной гордости. Он перешел к другому краю площадки и указал рукой вниз. Там, на широком дне кратера вулкана, покоились два озера.

— Смотрите, как интересно! — воскликнула Сильвия. — Одно голубое, а другое совсем зеленое!

— И они же соединяются — через перемычку, которая их разделяет! — отметила Мэри.

— Предание гласит, — заученно заговорил возница, — что однажды на берегу океана встретились принцесса с одного из островов и рыбак с другого (иногда говорят, что был он пастухом. А я скажу — разве важно это? Важно совсем другое). Молодые люди полюбили друг друга и стали тайно встречаться. А когда настал первый же ближайший сезон свадеб, рыбак посватался к девушке. Но отец ее, вождь племени — он был великим вождем! — отказал: «Моя дочь никогда не выйдет замуж за рыбака (или пастуха — это уж кому как больше нравится). Она выйдет замуж только за воина».

Старейшины согласились с вождем. Они знали — его не переспоришь, не переубедишь. И тогда девушка и юноша однажды в ненастную ночь пришли на это место. Ревела буря, вулкан изрыгал огонь и лаву. Влюбленные, взявшись за руки, бросились вниз. И свершилось чудо. Извержение вулкана прекратилось. Вместо огня смерти появилась вода жизни. Люди хотели разлучить два любящих сердца. Но разве люди распоряжаются чувствами и судьбами себе подобных? Добрые боги соединили принцессу и рыбака после смерти — навеки.