– Жива, жива, - произнесла Марина машинально.

– Откуда завтрак? – поинтересовался я, подходя к столу и рассматривая грубо сделанную двузубую вилку – по размеру гораздо больше чем те, к которым привык.

– Спустилась, заказала, - пожала плечами девушка, усаживаясь на небольшой пуфик. Широко расставив ступни, и сдвинув колени – на которые поставила локти, она приняла позу, в которой стала похожа на школьницу. Еще бы клетчатую юбку и хвостики сделать – подумал я глядя на нее сверху вниз, но быстро отвлекся от непрошенных мыслей, вилкой с интересом ковырнув в сковородке – яиц не пожалели, больше десятка было.

– Марин, после вчерашнего… могла бы и разбудить, - произнес я, имея в виду конфликт в зале.

– После какого вчерашнего? – поинтересовалась девушка, и по интонации я не понял сразу, о чем она. – Разбудить для чего?

Только после того как она смущенно потупилась – на ее смуглой бронзовой коже румянец не виден, я понял, что под «вчерашним» еще можно было подразумевать.

– Для всего, - хмыкнул я, - против бы не был. И на кухню бы спустился, и…

– Сейчас утро, все веселье вечером, - двусмысленно улыбнувшись, произнесла Марина. – Я и баллончик с собой брала – но зал пустой, пара пьяных только под столами валяется. Ну и миньоны твои.

– Кто?

– Стражники с ворот. Сидят, ждут дисциплинировано – передо мною даже раскланивались.

– А, понятно, - вспомнил я два золотых, отданных грязной страже.

Умывшись и одевшись, я вновь послушал пульс и дыхание Анны и устроился за низким столиком. Девушка в беспамятстве, и жить будет – как сказала чародейка. А ждущие стражники… Не знаю почему, но мне оказалось легко встраиваться в сословные рамки – если бы, допустим, меня также сейчас ждали на Земле какие-то специалисты или нанятые за деньги помощники, я бы торопился. Ведь в родном мире – несмотря на разный социальный статус, в основе лежит идея равенства людей. Здесь же, в жестком мире сословий – вспомнил я и огненную чародейку, и подобострастие «грязной» стражи перед лейтенантом королевской гвардии, и то, как легко выгнал из гильдии старейшина лапавшего Марину каменотеса – если относиться к людям как к равным, это может пойти во вред, пусть даже и мотивы будут самые добрые.

Это чувство осознания вновь было сродни усилившейся интуиции – пока жевал яичницу вместе с горячим – прямо из печи хлебом, осознание других поведенческих норм пришло неожиданно четко. Может быть потому, что я год пробыл в истерзанной внутренними конфликтами Центральной Африке – где человеческая жизнь ценилась не так высоко, как в первом мире, и где принадлежность к миротворцам ООН или русским (американским, европейским, китайским) военным специалистам возводила в ранг божества в некоторых районах. Да даже элементарно белая кожа в иногда поднимала статус на недосягаемый для местного населения.

– Что? – за мыслями не расслышал я вопрос.

– Максим… можно вопрос? – несколько смущенно повторила Марина.

– Нужно, - покивал я, отламывая очередной ломоть мягкого хлеба.

– Ты сказал, что не воевал. Но… там, на поляне, и с кристаллом… ты действовал весьма осмысленно и уверенно. Да и здесь, в зале… ты очень хорошо дерешься.

– Можно сказать случайно получилось, - покачал я головой. – Повезло где-то, - добавил и передернул плечами, вспомнив растерзанный труп Вячеслава, который погиб вместо меня. – А натренировать сильный удар сложного ничего нет, особенно когда учителя хорошие…

Тут я вспомнил сержанта Петренко – нашего инструктора по рукопашному бою: двухметровая машина, с кулаками чуть меньше моей головы. Конечно, нас он тренировал по остаточному принципу – больше занимаясь с серьезными спецами, но страдания от этого не становились легче. Помню, как сам сержант, когда занимался, вызывал к себе одного из нас, «гражданских» – и командовал держать грушу, крепко обхватив ее с одной стороны – по другой сержант отрабатывал удары. Если не держать снаряд, Петренко вполне мог его сбить – а если держать, что приходилось делать нам… наверное, так чувствовали себя гребцы на галерах во время интенсивного морского сражения, проходящего в шторм.

– Константин был пьян и неадекватен – с трезвым с ним подобное повторить не факт, что смогу. Здесь же, тот каменотес - просто не был готов. Кроме того, для него это была обычная кабацкая драка, для меня же… наверное, проверка. Мы сейчас новички, и какой статус займем в этом мире, зависит только от нас. А если каждый бухарь в дешманском кабаке будет лапать мою спутницу, то…

– Твою спутницу, - эхом повторила Марина.

– Мою спутницу, - кивнул я.

Заканчивали завтрак в молчании – про грозящую нам опасность разговор не краткий, и сделать это можно после того, как отнесем в лечебницу Аню.

Марина периодически многозначительно поглядывала на меня, сверкая черными глазами, я же думал о том, что Константин – если не погиб ночью, может стать серьезной проблемой. И дело даже не в том, что он может знать про открывающий порталы кинжал – хотя это, несомненно, важно и опасно последствиями. Все банальнее - здоровый тридцатилетний мужик, привыкший руководить, вряд ли забудет пережитое унижение первого дня. В котором наверняка будет винить не себя – ведь никто не заставлял его пьяно кидаться на меня с кулаками, а после бросать нас на смерть, спасаясь в одиночку. Нет, я практически уверен, что в собственном позоре он сделает виноватым меня – и чувствую, принесет это проблем в будущем. Если, конечно, он не погиб в ночной пурге. Но в том, что Константин выжил, я почему-то был абсолютно уверен.