Не удержавшись, он тихо спросил у сидящего рядом мужчины:

– Кто это?

– Уирген. Надсмотрщик. Он громкий, браниться любит, но, в общем-то, не злой.

– Да я не о нем. Я про того, который с ним приходил. Кто он?

– А, этот-то! Ты с ним того, поосторожней. Зазнавшийся сукин сын, вот он кто. И за людей-то нас не считает. Слыхал, как с Уиргеном разговаривает? Привык, сука, что ему все можно.

Аданэй уже открыл рот для следующего вопроса, но тут мужчину окликнул другой раб, и они вместе вышли за дверь.

Значит, рабам действительно позволено гулять по дворцу. Что ж, следовательно, он тоже может выйти в большой мир. Тем более что он не успел хорошо рассмотреть окружающие красоты. Неплохо бы наверстать упущенное.

Проблуждав добрые полчаса по дворцовым лабиринтам, восхитившись потрясающей отделкой, статуями и колоннами, зелеными насаждениями, он скоро осознал, что безнадежно заблудился и даже не заметил, как попал на верхний этаж в небольшое квадратное пространство, посреди которого стояла бронзовая статуя. Искусно выполненная, она казалась едва ли не живой и буквально околдовала Аданэя. Он замер, позабыв о поисках обратной дороги.

И вроде на первый взгляд ничего особенного в этой статуе не было – обнаженный мальчик, стоящий на коленях и простирающий вверх связанные веревкой руки. Но видимо, частица души скульптора навсегда осталась в этой бронзе, иначе, чем еще объяснить ее очарование? Худой мальчишка казался исполненным внутренней силы, глаза его, устремленные в небо, смотрели решительно, волнистые волосы беспорядочно разметались по лбу, а в фигуре чувствовалось напряжение и готовность к действию. Статуя была неподвижна и, одновременно, полна жизни. Казалось, сейчас мальчик встанет, и его детские руки попробуют разорвать веревки. Поразительно!

– Она тебе нравится? – услышал Аданэй ледяной голос.

Наваждение прошло, статуя умерла или уснула, а позади него раздались легкие, неторопливые шаги. Он нехотя, с трудом отрывая от бронзы взгляд, обернулся. Перед ним стоял тот смуглый юноша, что приходил вместе с Уиргеном. Теперь Аданэй смог рассмотреть его внимательнее: черные прямые волосы, заплетенные в четыре длинные, ниже пояса, косы, обвитые золотистыми нитями, свободно спадали на обнаженную грудь, темные большие глаза, наполовину прикрытые веками, были подведены черной краской так, что казалось, будто их уголки поднимались к вискам. Высокие скулы, красиво и четко очерченные губы. Странная, необычная внешность. Изящные руки, тонкие запястья, длинные пальцы – он и сам выглядел каким-то тонким, гибким, змеистым. И естественно, как все илиринцы, был увешан золотом.

Они смотрели друг другу в глаза довольно долго, пока, наконец незнакомец первым не нарушил молчание.

– Что ты здесь делаешь? Рабам нельзя тут находиться.

– Я заблудился, – напряженно ответил Аданэй, смотря в недовольное лицо нежданного собеседника. Видимо, не зря его предупреждали быть с ним осторожнее.

– Ты долго смотрел на статую. Зачем? – требовательно спросил юноша.

– Она изумительно живая, – Аданэй ухмыльнулся. – Это так забавно.

– Странно, что ты это заметил, – скривился юноша. – Как твое имя?

– Айн.

– А я – Вильдерин. Советую запомнить. А теперь уходи – рабу не позволено находиться около покоев повелительницы.

В голове Аданэя молнией пронеслась мысль: "Вильдерин – любимец царицы". Гиллара говорила о нем. Однако вместо того, чтобы ретироваться, не привлекая излишнего внимания, он не смог удержаться от насмешки:

– Но такому рабу, как ты, видимо, можно.

– Именно, – невозмутимо откликнулся Вильдерин.

И снова Аданэй не смог сдержаться:

– Расположение царицы дает определенные привилегии, да? – и тут же мысленно обругал себя за несдержанный язык.

Однако Вильдерин, как ни странно, не оскорбился и в гнев не впал. Только растянул губы в кривой усмешке и словно бы в изумлении протянул:

– А смелости тебе не занимать.

– Или дурости, – буркнул Аданэй.

– Этого тоже, – Вильдерин вновь ухмыльнулся, помолчал, внимательно его разглядывая, а затем неожиданно дружелюбно сказал:

– Пойдем, я покажу, как выбраться отсюда. Впрочем, если хочешь, можешь задержаться.

И добавил саркастично:

– Со мной это позволяется. Ведь расположение царицы, как ты знаешь, дает некоторые привилегии.

Аданэй изрядно удивился: слишком уж разительная перемена произошла в поведении царского любовника. То ли он так хорошо прикидывался? Вряд ли. Аданэй, сам склонный к притворству, тонко чувствовал чужое лицемерие.

– Почему ты спросил про статую? – вместо ответа кивнул он в сторону бронзового мальчика.

– Ты смотрел на нее. А я наблюдал за тобой. Просто мне она тоже нравится. Но я удивился, что ты обратил на нее внимание. Большинство эту статую и вовсе не замечает. Она небольшая и по сравнению со всеми этими композициями из белого мрамора и драгоценных металлов – невзрачная. Лишь на первый взгляд, конечно. А на самом деле у нее есть целая история.