Хастейн лежал на узкой кровати, сколоченной из березовых стволов, между которыми был натянут широкий кусок кожи. Я лежал на земле, связанный по рукам и ногам. Свет от костров слабо освещал нас, просачиваясь сквозь толстое льняное полотно палатки. Шум и крики смолкли. Лагерь успокоился на ночь.

– Ты прекрасно показал себя в общении с Сигурдом Змееглазым, – заметил Хастейн. – Ему часто приходится объяснять одно и то же по несколько раз, но ты, наверное, и сам это заметил.

– Возможно.

– Но ты умело скрыл это, что лучше всего. Ибо ярл Сигурд заслуживает уважения. На поле боя он бьется за пятерых, а его мужества хватит и на десятерых. Если хочешь знать правду, скажу, что на самом деле стереть с лица земли вашу деревушку приказал его второй брат, Ивар Бескостный.

– И где сам этот Ивар Бескостный?

– Он еще не прибыл сюда.

– Но он настолько могущественный, что заставляет всех подчиняться даже в свое отсутствие?

Молчаливый кивок подтвердил мое предположение.

– Если Бьёрна прозвали Железнобоким за неуязвимость, – продолжал я рассуждать, – а Сигурда – Змееглазым благодаря его глазу, наверное, Ивар заслужил эпитет «бескостный» по причине отсутствия какой-то конечности?

Улыбка Хастейна никогда не заставляла себя долго ждать. С этим незлобивым парнем было приятно общаться. Кажется, он проникся ко мне той же симпатией, что и я невольно почувствовал к нему.

– У Ивара Бескостного все конечности на месте, и они будут подлиннее, чем у многих. Но он редко спускается с лошади – возможно, потому его так и прозвали. Это воин ростом с башню, с рыжей бородой и ледяным взглядом. Никто не смеет задавать ему лишние вопросы. А вот почему их младшего брата Хальфдана прозвали «Белой Рубахой» [3] , я знаю точно: он моется каждый день и меняет рубаху почти так же часто. Во время военных походов он обязательно берет с собой помощника исключительно для того, чтобы тот стирал ему одежду и брил его.

Из этих слов я сделал вывод – раз привычка дала прозвище, значит, ежедневное мытье было скандинавам в диковинку, несмотря на то что они выглядели гораздо опрятнее моих соотечественников. Вряд ли прошло больше недели с того момента, как Хастейн принимал ванну.

– А у тебя есть прозвище? – полюбопытствовал я.

Он с досадой покачал головой.

– Наличие прозвища не зависит от воли человека. Им наделяют окружающие, и его надо чем-то заслужить. Вот как ты.

– А разве у меня уже есть прозвище?

– Разве ты не слышал, как Сигурд Змееглазый назвал тебя Рольфом Дерзецом?

От меня не укрылась зависть Хастейна, замаскированная улыбкой. Видимо, сражаясь и грабя на протяжении многих лет, он не удостоился чести, какую оказали мне после нескольких минут беседы.

– Сигурд и два его брата родились с разницей в три года, – продолжал Хастейн. – Их отец Рагнар Лодброк часто отправлялся в походы, когда они были еще маленькими, и нередко отсутствовал по несколько зим подряд. Сигурд Змееглазый – средний брат, ему 22 года. Ивар Бескостный – старший, ему – 25. Хальфдану Витсерку – всего 18.

– А как же Бьёрн Железнобокий? Сигурд и его назвал братом.

– Он их сводный брат. Мать Бьёрна Железнобокого не королевской крови. Иначе он непременно стал бы предводителем войска. Но Бьёрн был зачат женщиной, не имеющей статуса, поэтому он не может руководить воинами. К тому же Бьёрну Железнобокому почти 40 лет.

То, что Железнобокий жил необычайно долго для активного воина, мне было безразлично. А вот прозвище Лодброк [4] показалось самым странным из всех, которые я слышал. И потому я рискнул поинтересоваться, почему отца четырех братьев так назвали.

– Конечно, потому что он носил кожаные штаны. И кожаную куртку, которую никогда не снимал. – Хастейн возмутился: – Ты не мог не слышать о Рагнаре Лодброке! Это самый известный дан в мире!

– Я совершенно ничего не знаю о вашем мире.

– Думаю, ты знаешь гораздо больше, чем хочешь показать. – Он вновь рассмеялся. – И все же я расскажу тебе о Рагнаре, ибо происхождение человека столь же важно, как и его имя.

Повествовательный пыл Хастейна слегка удивил меня. Но вскоре я понял, что скандинавы – усердные рассказчики, и что у них в запасе есть немало историй, которые они не преминут поведать любому, стоит проявить интерес.

– Рагнар Лодброк родился у одной из многочисленных любовниц короля Сигурда Кольцо, – приступил мой собеседник к повествованию, – который вел происхождение от самого Одина, а потому Рагнару была оказана двойная честь, когда король признал свое отцовство и усадил его к себе на колени перед всеми обитателями дома. Конечно, к немалой радости матери Рагнара, которая небеспочвенно лелеяла мысли о великом предназначении сына и никогда не упускала возможность превознести его храбрость и мужество. Однако многие тогда утверждали, что являются потомками Одина, поэтому неутомимый Рагнар горел желанием добиться славы иным способом.