– А лишнее тесто не отрывай: обрезай пальцами, как ножницами – смотри! – и Рома от большого комка теста, плавно сжав большой и указательный палец, и вправду как ножницами отщипнул-отсек кусочек.

Как ни старался Овсов, у него так и не получилось.

– Разбросали, – оглядывая заполненные формы, с дальнего края уже круглившиеся подъемом, а ближние еще сморщенные бороздками, кивнул Рома.

– Долго в этот раз получилось – двадцать, почти, минут… Ну, это – я тебе показывал, оттого… Так-то – я за пять минут разбрасываю.

– Плохо? – порадел чуть даже вспотевший на новом поприще Овсов.

– Ну, конечно – здесь надо побыстрей успевать! А то, видишь, подъем теста идет неравномерный – также, ведь, мы их и в печь поставим… И еще помни: тесто сквозняков боится. Поэтому – все входные двери, люмы – закрывай, когда в формах подходит.

Доверчиво и тому внял ученик благодарный.

Через сорок минут Овсов пронаблюдал («Сейчас просто постой, посмотри!»), как споро Рома открывал продолговатые, похожие на узкие амбразуры, дверцы квадратной, в человеческий рост, печи и загружал в глубокие горизонтальные колодцы едва не задевающие за верхний край поднявшимися верхушками теста формы.

– Всё – сорок минут теперь пусть печется!.. Только, минут через двадцать надо будет ближние на дальние поменять – чтоб не подгорели.

И когда вытащил, по стечение срока, Рома формы с зарумяненными коричневыми верхушками, опрокинул каждую, вытряхнул на расстеленный на столе картон пышные булки, то замер на мгновение над ними, в немом изумлении шевеля те еще не снятой с руки суровой рукавицей.

– Что, – заволновался тут Овсов, – что-то не так?

– Да нет, – покачал головой Рома, – все здорово, наоборот…

И, сняв таки рукавицу, потянул большой палец кверху, в задумчивости кивая при этом головой.

– У меня самого такая выпечка пару раз только за рейс получалась… Слушай, но любит тебя хлеб-то: чтоб с первого раза, да чтобы так!..

В тот же день включил имя «Роман» Овсов в молитву о живых: поведал ведь тот ему тайну рождения Хлеба. И вспоминал имя его теперь каждый Божий день, а то и по несколько раз в день: уж сколько душа молитвы просила…

Молитвы читать, наизусть выучивая, Овсов тоже в этом рейсе принялся: «Деды-то наши читали!.. А ведь были они сильнее и чище нас, нынешних».

– Соберись!.. Соберись! – звонко и зло верещала шеф-повар Полина на великовозрастного своего повара-пекаря третьей категории.

На публику полного салона моряков, что собрались уже к обеду, сквозь распахнутые камбузные амбразуры работала. Но, что с женщины взять?..

Но в офисе компании настоятельно инспектор по кадрам рекомендовала: «Андрей! Поверьте мне – вам надо идти в рейс с Полиной: она вас и научит всему, и совершенно адекватный человек». Овсов поверил – никогда еще инспектор плохого ему не советовала. Он-то на другой рейс – попозже на месяц собирался: чтоб ремонт в новостройке двухкомнатной наконец закончить.

А теперь на другой ремонт попал – судовой. Но, не в пример ему, здесь все уже заканчивали – через несколько дней в море должны были уйти.

Овсов сегодня, на второй день своей работы на камбузе, по приказу Полины, сдобные булки творил. Вытворял, точнее. «Давай сразу посмотрим… Так – булки делать ты не умеешь!»

И приговор у нее скорый был!

Не она одна – все с некоторым (а то и большим!) сомнением на мужчину смотрели. Старпом, принимая декабрьским утром из рук Овсова кипу морских документов, крякнул на всю, полную прибывающим на судно морским людом, рубку:

– А… А как это – объясните?!. Состоявшийся уже человек, и в первый раз третьим поваром, только, идете.

Окна рубки были фиолетовы зимним утром, в самом воздухе висела полусонно-тревожная тишина.

– Все будет хорошо, – спешил унять чужие, на весь экипаж оглашенные, сомнения Овсов. – Нормально все будет!

Он справится… Другие же – справлялись… Ему бы только время – совсем чуть!

Потому, катал он булки с быстрой такой Полиной в четыре руки (успевавшей между тем еще и обед приготовить и раздать) старательно. Ну что – на передовой он сейчас: отступать нельзя ни на шаг. Семья ведь позади – ни больше, ни меньше.

А домашние ведь в него верят… И сын, ночевавший сегодня не несобранной еще со вчерашнего переезда кровати, кивнул ему с самого, почти, пола: «Удачи, папа!». И тесть по телефону булочку хлеба, если что, попросил: зять, мол, делал!

Вчера они с Полиной хлеб пекли. Бедный хлеб – как он еще поднялся?..

– Не так!.. Не так!.. Я говорю – вот так надо делать!

Тесто, по торопыжной Полине, должно было быть покруче, и подходить в полтора раза быстрее, чем по Роме; в формы они забрасывала тесто не разглаживая поверху, а вытягивая по длине: «Вот так – чтоб как батон формуй». Остатки теста подкладывать, как делал бережливый Рома, под булки в формы не позволила категорически: «Выкинь его на хрен!.. Нептуна тоже подкормить надо». В общем – были нюансы: мягко говоря!.. А хлеб-то жестковатым вышел.