Остроклювый дрозд выпорхнул из кроны оливкового дерева и стремительно опустился на книгу, что лежала закрытой на старой рассохшейся скамейке в одной из таких вот городских усадебок в центре Антиохии. Но авторство книги не принадлежало великим поэтам Рима – дрозд приземлился на сочинение величайшего врача всех времен и народов грека Галена, труды которого считали за правило вызубрить все врачи великой империи. Но шустрой птице не было дела до содержания книги – на обложке чудом оказалась распухшая после жарки дынная семечка! Дрозд клюнул раз – и семечка перевернулась, затем второй – та бойко подскочила, и следом, очень жёстко, клюнул третий раз. Семечка подлетела, дрозд хотел было поймать её, но тут из кустов акации бойко шагнул к фонтанчику мальчишка лет десяти в подпоясанной тунике, с доской в руках.

– Я тебе! – весело погрозил он пальцем в миг всполошившейся птице. – Отца на тебя нет! За своё сокровище он бы тебя в миг ощипал!

Дрозд, так и не успев схватить добычу, вспорхнул и улетел. Мальчик подошёл к скамье и, собрав пальцы для щелчка, ловко ударил по семечке, отправив её точно в голубую рябь воды лениво журчащего фонтана. Посмотрев на книгу, мальчик сделал кислую мину, выдавая свои чувства, что книга ему хорошо знакома, и сел рядышком. Над его головой зеленела раскидистая олива. За листьями проглядывали синие озерца неба и белые облачка. Он любил это дерево больше других – а почему, и сам не знал. Пышная олива словно прятала до срока в себе тайну, которую ему только ещё предстояло разгадать.

Мальчик положил планшет на колени – к нему был прикреплён лист твёрдого пергамента. А вот на пергаменте готовился прыгнуть за добычей чёрный котище, нарисованный углем. Только хвост этот кот потерял – куда он делся? Мальчик улыбнулся своему рисунку и завертел головой. Надо его найти, надо! И кота найти и его хвост!

– Кис-кис-кис! – Он звал его тихо, точно боялся открыть себя в этом саду. Маркус! Где ты?! – Мальчик готов был разгневаться не на шутку. – Маркус! – Он даже нахмурился. – Бездельник! – Вот это «бездельник» нравилось ему больше всего. Так ласково называли любимца в этом доме его мать и отец. Было в этом слове что-то снисходительное и трогательное одновременно!

Но кот не желал появляться! И мальчик разочарованно вздохнул. Что ж, понимал он, теперь ему придётся обойтись без натурщика! Но только он занёс руку с углём над пергаментом, чтобы дорисовать хвост, как на балконе дома, под шёлковым тентом, появилась молодая женщина в тунике. Она, чем-то озабоченная, стала осматривать сад. И как же сразу оживилось её лицо, когда она увидела рядом с фонтаном сидевшего мальчугана с планшетом в руках! Лицо её расцвело, и лукавая улыбка появилась на губах. Наблюдая за мальчиком, женщина покачала головой; она даже прикусила губу, чтобы не рассмеяться!

– Лука! – очень громко и неожиданно твёрдо позвала она.

Мальчик встрепенулся, как совсем недавно дрозд, испуганный им, спрятал доску за спину и завертел головой.

– Лука! – в её голосе теперь звучало снисхождение. (Наконец он зацепил её взглядом и сконфузился.) Кто тебя ждёт уже целый час, а? Чтобы учить уму-разуму, – в её голосе не было осуждения, только материнская нежность. – Но ведь нет, ты вновь взялся за свои рисунки! – Она с притворным негодованием всплеснула руками. – Помоги нам Афина! И Асклепий, между прочим, тоже! Только не Аполлон! – Женщина покачала головой. – Где ты должен быть, как и всегда, после обеда? И обязательно в фартуке!

Юный художник не отвечал, пряча за спиной рисовальную доску, только разочарованно и виновато опустил глаза.

– Вставай, милый, вставай. Отец зовёт тебя. – Она загадочно улыбнулась сыну. – Сегодня он покажет тебе что-то очень интересное! И расскажет тоже! Твой отец давно готовился к этому!

Мальчик вздохнул: знал он всё это интересное, что может показать ему отец! Тонкие посверкивающие ножи и крючки, пилюли и порошки. Тройка человеческих черепов – старый и новый – с противными трещинами. И ещё один, совсем уже старый, с дырой от дротика. Так сказал ему отец! Он помнил, как мурашки пробежали у него по спине, когда он впервые увидел эту дыру! Он точно услышал свист дротика и страшный хруст, от которого сжалось сердце! И хриплый крик человека, воина! Что ещё увидит он? Сердце в сосуде. Человеческое, разумеется! А в другом – печень и почки! Брр! Не то чтобы он боялся этого сердца и других потрохов, и все-таки: брр! И новые, новые слова на мудрёном латинском языке – от которого некуда было деться! Они настигали его в любом уголке дома или сада! Эти слова он обязательно должен был заучивать по пять штук каждый день. Однажды он попробовал понизить счет до трёх, но отец строго сказал: «Через пару лет будешь учить по десять, и это только начало! Ты станешь таким же учёным, как я. И никуда от этого не денешься! Я хочу тобой гордиться, мальчик мой!»

– Ну, Лука? – Весёлые глаза матери потеплели: – Ты меня понял? Иди к нему, малыш, иди! – Она стала очень серьезной. – Слышишь?!

– Иду, – вздохнул он, встал со скамьи и направился по аллее сада в сторону лаборатории.

Женщина облокотилась о перила и положила голову на ладонь. Она улыбалась, провожая взглядом сына.

Лука прошёл через сад. Вот и белый домик, окружённый оливами. Тут его отец и мудрил с порошками, звенел инструментами! Лука переступил порог. Отец в короткой тунике и фартуке возился у стола со склянками.

– Нашёлся-таки? – не оборачиваясь, спросил он.

– Ага, – ответил мальчик, виновато опустив голову.

Его отец был крепышом – широкие плечи, тугие икры. Густая шевелюра, побитая серебром.

– И вновь, конечно, гонялся за Маркусом?

– Он не сидит на месте. – Мальчик готов был рассердиться. – Как я его ни уговаривал!

Отец обернулся – густая в седину борода, пшеничные волосы, ясные глаза – широко улыбнулся сыну:

– А как же ты хотел, Лука? – Он развёл руками. – Маркус не фиговое дерево! На месте не удержишь. Хвост скорее отдаст, а убежит!