О степени влияния на Киев той версии Православия, которую создали для славян Кирилл и Мефодий, свидетельствуют выводы, сделанные А.Г. Кузьминым по результатам исследования русских летописей и данных археологических раскопок: «В литературе много спорили о том, кто был первым киевским митрополитом и были ли таковые при Владимире вообще. Между тем, Повесть временных лет на этот вопрос отвечает однозначно и объективно: первые полвека после принятия официальной Русью христианства митрополии в Киеве не было. А что было? А было сочетание двух неодинаковых форм, характерных для арианства и ирландской церкви. Фактический глава русской церкви [7] не был даже епископом. Это характерно для ирландской церкви, где аббат монастыря… стоял выше епископов. Такое положение будет и в Новгороде 30-х годов XI столетия, когда церковь возглавлял некий Ефрем, также не имевший чина епископа. Да и Илларион избирался в митрополиты из пресвитеров, минуя епископский чин, что в рамках византийского православия не допускалось. Иными словами, ирландская практика на Руси держалась довольно долго и повсеместно. Но в заключительном аккорде, посвященном княжению Владимира, летописец называет и епископов во множественном числе, с которыми князь советовался. Поскольку митрополии в это время не было, епископов, очевидно, либо избирали по арианскому принципу, либо по ирландскому принципу они наследовали чин своих отцов. Вероятнее же всего, что было и то, и другое» [8] .

Повесть временных лет сообщает, что ев. равноапостольный князь Владимир при своем крещении при прочтении Символа веры назвал Христа подобосущным, а не единосущным, как полагалось бы в соответствии с византийским православием. То есть, креститель Руси прочитал Символ веры по версии умеренных ариан [9] .

А.Г. Кузьмин считал, что князь Владимир принял некую версию христианства, испытавшую сильное влияние арианского вероучения. В подтверждение этому он указывает на то, что внутри русской летописной традиции отчетливо прослеживается мировоззренчески и стилистически особое направление, связанное с Десятинной церковью – древнерусским храмом в Киеве, существовавшим в X–XI веках. Кузьмин особо отмечает, что Десятинная церковь была переосвящена при князе Ярославе Мудром, который был «провизантийцем». Сильное влияние арианства на Русь в первые века после ее Крещения, А.Г. Кузьмин объясняет тесными контактами Руси с Крымом и Моравией.

На территории Крымского полуострова располагалась Корсунь, служившая местом ссылки разного рода еретиков и церковных диссидентов. Именно отсюда после своего успешного военного похода Владимир вывез множество церковных книг и утвари. «Очевидно, – предполагает А.Г. Кузьмин, – вместе с книгами были вывезены и какие-то идеи». Он отмечает факт моравского влияния на Русь IX–X вв., ссылаясь на данные археологических раскопок в Киеве, согласно которым часть тамошних древних захоронений принадлежит выходцам из Моравии. Сам характер захоронений свидетельствует об приверженности захороненных в них какому-то неортодоксальному варианту христианства, для которого было характерно двоеверие. (Другие исследователи считают, что на Руси в IX–XI вв. активно распространялось манихейство в различных своих разновидностях [10] .) А.Г. Кузьмин напоминает о том, что по Моравии некогда расселялись племена ругов – западной ветви славян. А руги во времена раннего Средневековья, в «варварский» период своей истории, как раз исповедовали арианство. Активная роль моравских славян в жизни Киевской Руси отмечается и в старинных европейских хрониках, среди которых особо выделяется хроника X. Фризе [11] .

Болгарское царство, где сильное влияние на церковное строительство оказали ученики Кирилла и Мефодия, стало еще одним фактором, сыгравшим значительную роль в формировании христианской традиции в Киевской Руси. Как указывает кандидат исторических наук А. Елисеев, «В соответствии с национально-государственными интересами… Владимир решил и кадровый вопрос. Он черпал кадры для церкви из Корсуни и Болгарии. Кстати, Русь тогда принадлежала к Охридской (болгарской) архиепископии. Владимиру нужен был церковнополитический противовес Константинополю – Болгарское царство, в отличие от Византии, не могла бы починить Киевскую державу. И Корсунь, и Болгария могли дать Руси славянские церковные кадры (Корсунь была изначально областью крымских русов-ругов), легко приживающиеся на Руси. Церковнополитическая ориентация на Болгарию, помимо всего прочего, сохраняла языковую самобытность русского православия» [12] .

А.В. Карташов в «Истории Русской церкви» пишет по этому поводу следующее: «Он не ввел вновь воссозданную им русскую церковь в юрисдикцию Константинопольского патриархата. После своего внутреннего переворота, т. е. решительного и сознательного перехода в христианство, Владимир, как глава народа и государства, не мог не учесть самоочевидной ценности, и с миссионерской и с патриотической точки зрения, того редкостного и огромного факта, что принимаемая им и для его народа новая вера, к счастью, имеет уже и привлекательное национальное языковое обличье. Недостатком вообще античного греко-римского христианства было то, что оно долго и неподвижно заковывало себя в гордые ризы двух имперских классических языков. По доброму инстинкту и без ясного еще миссионерского сознания греческое христианство уступило самочинному захвату Евангелия и культа в национальные сети языков сирского, коптского, армянского, эфиопского и грузинского. Римское же христианство, по национальному бессилию древних и новых, подчинившихся ему инородческих племен, упорствовало с государственной жестокостью в формулировке Евангелия и культа исключительно только на имперском латинском языке. Восточная эллинская сестра римской империи в своем сознательном языковом аристократизме почти не разнилась от своей западной римской половины» [13] .

Более того, там, где славянские земли попадали под власть христианского Рима, он отнюдь не стремился делать славян прозелитами новой религии. Христианство на славянских земля римской провинции Норик «распространялось лишь среди римлян, которые абсолютно не заботились об обращении в христианскую веру местного населения. Вполне возможно, что это была официальная политика, что подтверждает сам отец Церкви ев. Амброзий, миланский епископ (374–397), который говорит, что варвары смогут обратиться в истинную веру лишь после принятия римской цивилизации, т. е. после полной романизации» [14] . Так что условием христианизации Рим ставил полный отказ иных народов от своей национальной идентичности. Новая вера стала оружием империи против «варваров».

Поэтому нет ничего странного, что те, кого римляне считали «варварами», принимали не ортодоксальное римско-византийское православие, а свои «версии» христианства. И Киевская Русь в этом смысле не стала исключением. Три центра культурно-религиозной жизни, с которыми были тесно связаны Солунские братья и их ученики, – Моравия, Болгария и Корсунь – и стали теми истоками, откуда она получила и свои церковные кадры, и свою религиозную традицию.

Именно эту кирилло-мефодиевскую традицию, просуществовавшую до позорного собора 1666 года, и называли «русской верой», которая позволила нашему народу сохранить свою идентичность в тисках между католическим Западом и греческим Востоком, не утратить лицо, как утратили его многие другие народы, принявшие христианство из Рима и Константинополя.

К сожалению, об этой заслуге святых Кирилла и Мефодия редко вспоминают светские исследователи их жизни, не говоря уже о церковных. Как не вспоминают обычно и о тех безответных вопросах, над которыми по сию пору безуспешно бьются историки и филологи.

И первый вопрос, который, быть может, покажется странным многим из участников ежегодных празднований Дня славянской письменности и культуры: какую азбуку создали на самом деле Кирилл и Мефодий – кириллицу или глаголицу?

Еще одна проблема, оставшаяся нерешенной и поныне – этническое происхождение Солунских братьев. Были ли они греками или славянами? И греки, и болгары считают их своими сородичами.