С одной стороны, то, что отец выбрал Мотьку, как женщину, теперь уже оценивалось не так уж плохо, как это было четыре года назад: а по его теперешним понятиям фигурка, и мордашка были у неё не плохи. С другой стороны, он ради этой потаскушки бросил семью, а, значит, и его самого, вызывало раньше ненависть. Да, он ревновал отца к какой-то Мотьке… К матери – нет, а вот к Мотьке – да! Но всё это было уже в прошлом: и ненависть, и ревность… Теперь, сам побывав в объятиях местных потаскушек, сам факт измены им уже не так негативно воспринимался. Он и сам неоднократно бросал своих подружек! Одним словом, в голове стоял такой кавардак, что единственно правильное решение пришло уже при подъезде к Новониколаевску.

– Вот приеду и спрошу его. Пусть объяснит мне, как так получилось? – решил он, и все волнения, кроме встречи с отцом, сами собой улеглись.

После этого вплоть до самого Новониколаевска он спокойно и с восторгом наблюдал величественную широту пространства и огромность всего, что окружало его: и лес, и реки, и поля, и горы снега.

Ямщик довёз Михаила до большого дома, огороженного крепким забором. Расплатившись с ямщиком и отпустив его, начал ногой колотить в деревянные ворота. На его стук вышел сам отец.

– Как сильно изменился отец… Поседел, полысел… Даже ниже ростом стал! – Михаил рассматривал отца и не узнавал его – так сильно изменился тот с последней их встречи.

– Приехал! Всё-таки… – пробормотал Флегонт, обнимая сына. – А я уж думал… Мать не отпустить!

– Здравствуй, отец! – у Михаила навернулись слёзы. – Напрасно ты о ней так думаешь! Тебе письмо от неё привёз. Это она меня к тебе направила!

Слёзы появились на небритых щеках Флегонта. Он тут же закашлялся.

– Ты прости, меня, сынок! Так уж получилося, чёрт попутал! Я не смог супротивитьси ей… – и снова заглянул в глаза сыну. – Но деньги вам исправно посылал, могёшь не сумлеватьси…

Он отстранился, разглядывая Михаила. Потом улыбнулся горько и восхищенно произнёс. – А ты, сынок, каков барин стал? И рожей гладкай. И телом справнай…

– А где же эта стерва? – невольно зло выскочило изо рта сына.

– А, нету… Сбежала она с Ерошкой в первый же год! – горько произнёс Флегонт и как-то даже скукожился. – Да ты чего стоишь – то? Пойдём в дом! А то мне и без того хреново…

И рукой подтолкнул Михаила в дом, а сам закрыл ворота и накинул засов.

Михаилу стало вдруг так жалко отца, что слеза невольно покатилась по щеке. Он шёл в дом, уже с новым, неведомым ему чувством, радостно ощущая отсутствие той, которую ненавидел всё это время больше всего. Он обнял отца крепко-крепко, как это делал со своим другом, и невольно понял, что мечтал это сделать все четыре года.

За едой и самогонкой они проговорили обо всём. Михаил рассказывал о Глашке и матери, с болью в душе наблюдая, как беззвучно плачет отец и вытирает слёзы, не стесняясь сына. От злости на Мотьку у него даже кулаки сжимались. А отец рассказал ему, как на духу, всё, что произошло тогда, перед и во время отъезда.

– Сынок, я ж позвал тебя неспроста. Умираю я… – тихо произнёс он. – Кака така болезнь, никто из местных лекарей сказать не могёть. За один год Мотька все силы мои высосала… А могёть сама чё изладила, не знаю… Тока топерича силов моих не остаётси, потому и послал за тобой! Надоть дело передать тобе…

– Так что же случилось здесь? Ты можешь рассказать?

– Ведьма она! Натуральная ведьма! – неожиданно вспыхнул отец и взял сына за руку. – Щаз ты уже мужик, смогёшь меня понять… Она как разденетси, прижмёть к грудям, поцелуеть… Веришь, усё в нутрях переворачиваетси и гореть зачинаеть! И я, как безумный, бросаюся на её… И так усю ночь. А поспать некогда. А потом и силов не стало, даже спать начал на работе! Приказчики, жулики, тут как тут: здеся сворують, тама сворують, а я и не вижу. Что ни ночь – выкладываюся на ентой ведьме! И силишша – то у неё кака: ведь отказать не могу!

Он вздохнул, налил полстакана самогонки и опрокинул в рот, даже не заметив горечи.

– Кончилося усё тем… Начал я падать в омморок прямо на ней! Стал сохнуть, сил нету… – он даже отвернулся, чтобы смахнуть набежавшие слёзы. – Вот и переключилася она на Ерошку… А потом и вовсе убёгла с им… Я даже сперва обрадовалси. Думал: «Ну, вот, топереча заживу спокойно!». Да не тут-то было! Чё-то тако она, ведьма, со мной изладила: не могу жить без неё, проклятушшей! Я уж и баб разных менял, к знахарям ходил… Те в голос: «Порча на тобе сильная». И ничо изладить не могут. А одна бабка так прямо и сказала: «Ведьма окаянная на тобе и на корень твой порчу навела. Умрёшь ты скоро!» Потому и написал вам письмо. Я уж смирился со смертушкой – то, а ведьма та усё душу жгёть, никак не отпускаеть!

– Так не бывает! – возразил Михаил.

– И я так думал… Да вот, вишь сам какой стал: похудел, полысел, поседел как лунь… Как глубокай старик… А я и сам чую, жизнь вот-вот кончитси! – он вздохнул, посмотрел на сына и теперь уже двумя руками обхватил руку Михаила. – Жаль дело… С годик я ишшо, могёть, потерплю, а там… Боюся я за тебя. Как бы ведьма ента на тобе глаз не положила! Давай-ка я тобя отправлю подальше?! А там и торговому делу подучишьси. Я ужо с местными купцами договорилси: оне на кордон с Китаем едуть торговать. Денег и товаров дам в достатке, а купцы подучат торговому делу. Хоть подальше от ентой ведьмы бушь! А после смерти моей продолжишь моё дело…