"Ну и ладно", — успокаивал себя Ефимов, — "и Бобров побольше напишет, и мы получше подготовимся. Да и в Вене станцевать страсть как хочется!"

На турнир в Венскую Ратушу, который проходил девятнадцатого марта, их с Александрой пригласили отдельно. Организаторы пытались раскрутить свой турнир, приглашая пары из разных стран и разных возрастных категорий. В "прошлой жизни" им (в смысле — организаторам) это прекрасно удалось, и к семнадцатому году конкурс собирал уже несколько сотен пар; а пока пар было немного — не больше нескольких десятков. Но это было даже лучше, потому что Сергею очень хотелось порадовать Санечку шикарным залом, атмосферой праздника и не особо напрягаться на соревновательной части. Он очень хорошо помнил как жена застыла в немом восхищении на пороге Фестивального зала Ратуши, когда они приехали на этот турнир первый раз в десятом году [23] .

Да и сама Вена не могла оставить равнодушным никого, в который раз бы ты ни приезжал сюда. Город, пропитанный дурманящими запахами кофе и яблочного штруделя, наполненный музыкой Моцарта и Штрауса, манящий золотистой корочкой венских шницелей и перезвоном бокалов чуть пьянящего рислинга, заставлял на время забывать о больших и мелких проблемах, приглашая просто получать удовольствие от пребывания в нем.

Ратуша, как и Фестивальный зал, не разочаровали и в этот раз. Первое впечатление было точно таким же, настроение поднялось на невиданные высоты и танцевалось им удивительно легко. Да и сильных конкурентов на этом турнире у них не было. Они позволили себе и поиграть со зрителями, замирая около одной из импровизированных трибун, улыбаясь и подмигивая зрителям, и чуть-чуть похулиганить в венском вальсе и квикстепе, обходя пары по немыслимым траекториям на радость зрителям, и делать экстравагантные поклоны после фокстрота. Заканчивая танец, Сергей отпускал партнершу, делал один еще несколько шагов с закрытыми глазами, как бы ловя кайф и, якобы спохватываясь, останавливался и недоуменно озирался. Мол, а куда партнерша исчезла то? Такой немудрящий приемчик неизменно вызывал улыбки, смех и аплодисменты, и Сергей с удовольствием им пользовался. И в "прошлой жизни" тоже.

После турнира к ним подходили, поздравляли с победой, хвалили и танец, и Шурочкино платье, расспрашивали кто, откуда. Несколько человек даже попросили автографы, что было для Ефимовых в новинку, и почему-то особенно приятно. Подошел даже один из судей, немец, и пригласил в свой Мюнхенский клуб провести мастер-классы. Обменявшись контактами, договорились списаться и подробно всё обсудить.

Вернувшись в Москву и узнав, когда у Катерины ближайшая встреча с Никовским, напросился поприсутствовать вместе с Александрой. Сергей давно уже рассказал жене о своей идее сделать шоу к Дню Победы, они уже сочинили сценарий, несколько раз отрепетировали и теперь он хотел, чтобы Виктор Анатольевич взглянул и либо забраковал, либо одобрил и внес нужные коррективы. Когда занятие закончилось, он, показав Катерине большой палец, спросил у Никовского, можно ли им сейчас показать номер, и попросил оценить.

Когда Серей с Шурой закончили, тот долго молчал и наконец сказал:

— Очень хорошая идея… Но слишком просто. Нужны какие-нибудь дополнительные спецэффекты.

Они просидели ещё часа два, обсуждая разные предложения, и в конце концов договорились встретиться ещё раз через дня два-три и согласовать окончательный вариант… Встречаться, правда, пришлось не один раз, и не два. То Сергею, то Шуре, то Никовскому приходили в голову новые идеи, но к концу апреля они все-таки успели и подготовить и как следует отрепетировать окончательный вариант.

Когда всё было готово, Сергей спросил у Катерины, которая попросилась присутствовать на последней репетиции, нет ли у неё знакомых профессиональных операторов, которые смогли бы грамотно снять видео.

— Лично не знакома, но мне есть кого попросить помочь. Где Вы собираетесь его показывать?

— Так прямо накануне 9 мая будет турнир — "Вальс Победы", вот там и будем показывать. Виктор Анатольевич помог договориться с организаторами.

— О! Я обязательно приеду смотреть.

Когда восьмого мая Ефимовы приехали в Сокольники, где проводился конкурс, первое, что они увидели — носящихся с вытаращенными глазами людей из команды организаторов.

— Что-то случилось? Чего народ так носится? — спросил Сергей у первого же встреченного знакомого.

— Да съёмочная группа "Первого канала" свалилась как снег на голову. Вот все и бегают — условия для съёмок обеспечивают.

— И кого снимать собираются? — с невинным видом поинтересовалась Александра.

— Я не в курсе, — пожал тот плечами и убежал по своим делам.

Сергей нашел администратора-распорядителя, уточнил время их выступления и они с Шурой отправились переодеваться и разминаться.

Перед основными финалами этого дня ведущий, в очередной раз напомнив о завтрашнем великом празднике, объявил их выступление.

Сергей, попросив у ведущего микрофон, вышел на середину зала.

— Все мы помним о солдатском подвиге на фронте. И я надеюсь, что о нем будут помнить и наши дети, и наши внуки и правнуки. Мы помним и о не менее важном трудовом подвиге в тылу… Но сейчас я хочу рассказать об одном факте, о котором узнал совсем недавно…

Он уронил руку с микрофоном, опустил голову и на несколько секунд замолчал… Снова поднял взгляд на зал и продолжил:

— В блокадном Ленинграде, в Институте Растениеводства… всю войну пролежали десятки! тонн!! гречки, риса, пшеницы, ржи и других злаков… Уникальная коллекция, которую сначала не успели эвакуировать, а потом, видимо, просто побоялись — из-за опасений, что что-то может случиться по дороге, была сохранена… Сохранена до последнего зернышка! А сотрудники, работающие с ней и отвечающие за неё, как и многие другие блокадники, умирали… От голода… Не все… Кто-то выжил… Им помогала… Дорога Жизни…