Шрифт:
В сказке «Рыбак и его душа» герой, отрекшийся ради любви к морской деве от райского блаженства и отказавшийся от своей души, в конце, по сути дела, именуется святым, что признает и христианский священник (!). Любовь к красоте (в данном случае – неземной), готовность ради этого чувства всем пожертвовать, с точки зрения Уайльда, искупает все. Выглядит это в сказке довольно привлекательно, но вот сама природа этого чувства, те поступки, которые ради него совершает герой, представляются чрезвычайно сомнительными.
В сказке «День рождения инфанты» Уайльд ярко изображает силу зла.
История о том, как сердце безобразного карлика разорвалось от тоски и ужаса, – едва ли не самая талантливая сказка писателя. Уайльд с жутковатыми подробностями рассказывает, как минута высшего торжества юноши – участие в веселом празднике и любовь к юной инфанте, возникшая в его чистом сердце, – становится минутой страшного прозрения и унижения. Это происходит, когда он, впервые увидев свое изображение в зеркале, узнает о своем уродстве и понимает, что дети просто потешались над ним, а инфанта подарила ему розу ради шутки.
Сцена, когда над карликом, плачущим от горя, боли и стыда, смеется инфанта, – одна из самых страшных в произведении. Узнав же о том, что юноша мертв, она «нахмурилась, и ее прелестные губки, подобные розовым лепесткам, покривились в очаровательной презрительной гримаске.
– Впредь да не будет сердца у тех, кто приходит со мной играть!»
В этих сценах Уайльд не щадит своих читателей, он как будто смакует жуткие детали, желая, очевидно, произвести как можно более сильное впечатление [12] .
12
Не стоит забывать, что перу Уайльда принадлежит пьеса «Саломея», в которой с безобразными подробностями и каким-то болезненным упоением описывается история казни святого Иоанна Крестителя. Хотя для писателя, судя по пьесе, святым, в христианском смысле этого слова, он не является.
Да и стоит ли ожидать другого от автора, для которого, по его собственным словам, порок и добродетель – материал для творчества. Всего лишь материал. Поэтому те произведения, где этот принцип у Уайльда не расходится с делом, детям читать не стоит.
С. Топелиус
Один из лучших сказочников XIX века, финский писатель Сакариас Топелиус (1818–1898) в «Предисловии для всех добрых детей», предваряющем сборник его сказок, приводит разговор птички с Ангелом о назначении художественного творчества.
«– Что же мне петь? – спросила птичка.
– Песни и сказки, – ответил Ангел. – Прославляй Бога; пой о Его могуществе и милосердии. Пой о красоте природы и мудрости Творца; пой о том, как Дух Божий проносится по всему миру и дает ему жизнь. Пой обо всем хорошем на земле, о благочестии и добродетели, о мужестве и правде, о кротости и милосердии. Пой о сиянии солнца, хотя бы даже в ночь печали; но пой всегда о высоком и благородном, чтобы в самых тяжелых и горьких испытаниях судьбы являлось напоминание о возвышенном».
В своих сказках Топелиус пытался донести до своих читателей, маленьких и больших, евангельские истины. Часто его сказки похожи на проповеди [13] .
Одна из первых переводчиц сказок С. Топелиуса на русский язык М. Благовещенская писала, что их отличает «искренняя религиозность». Замечательный русский педагог конца XIX – начала XX в. Х.Д. Алчевская рекомендовала его сказки «всем тем, кто искренне дорожит возможностью поселить в душе ребенка религиозные верования, соединенные с любовью к человечеству и идеализацией добра и правды» [14] .
13
Порой они даже перегружены назидательностью.
14
С. Топелиус переосмысливает ряд известных сказочных сюжетов в христианском духе. Так, известная сказка о том, как муж с женой, увидев, что их маленький сын делает деревянное корытце, чтобы кормить их в старости, устыдились своей жестокости по отношению к деду (в пересказе бр. Гримм «Старый дед и внучек»), у Топелиуса называется «Чти отца твоего и матерь твою».
Однако эти черты творчества писателя совершенно исчезли в пересказах его произведений, сделанных в советские годы А.И. Любарской. О религиозности автора при их чтении можно только догадываться. А.И. Любарская при пересказе опустила все, имеющее отношение к христианству, внесла в текст сказок многочисленные изменения.
В пересказе одной из лучших сказок Топелиуса «Сампо-лопаренок» есть следующий эпизод: мальчик Сампо, бросивший вызов отвратительному горному королю, укрывается от его гнева в домике школьного учителя, который не боится горного короля и поэтому сильнее его. В оригинале же Сампо прячется в доме священника, который совершает над некрещеным мальчиком таинство крещения. Когда же горный король требует открыть двери, говоря: «Язычники принадлежат мне», священник отвечает: «Отойди, нечистый дух, дух ночи и зимы, ибо над этим ребенком ты уже потерял власть». В сказке, таким образом, утверждается сила христианской веры; в пересказе же Любарской остается только ощущение силы человека, бросившего вызов злу [15] .
15
Интересно, что многие дети при чтении пересказа чувствуют фальшь эпизода и задают вопрос о том, причем здесь учитель. Там сама ткань сказки сопротивляется искажениям.
То же происходит и с другими сказками Топелиуса в обработке Любарской. Например, один из героев сказки «Кнут-музыкант» г-н Петерман выглядит жадным богачом, который издевается над бедным мальчиком Кнутом. В оригинале же это добрый, благородный человек, который собирается мальчику помочь. «Знаешь ли ты, что тот может назваться героем, кто способен преодолевать свои желания и отрекаться от самого необходимого, к чему влекут нас наши привычки и склонности», – поучает он мальчика.
И не потому ли Кнуту удалось преодолеть все испытания и выбраться невидимым из заколдованного леса, что он по дороге повторял урок из катехизиса? (В пересказе Любарской, конечно же, мальчик обязан всем только своей сметливости.)