— Перестань страдать всякой херней, Земляничка, — хмыкает Руслан, забирая у меня из рук упаковку краски и недобро косясь на ножницы, лежащие на бортике ванны.

А я смотрю на него, чуть не плача.

— Земляничка… — передразниваю его. — Да я на тыкву больше похожа, смотри, — встаю в полный рост, едва доставая макушкой ему до плеча, и раздуваю щеки. Волосы взхломачены, веснушки покрывают лицо каким-то несуразным узором. И это раздражает. Разве вот такая я понравлюсь Сереже? И все-таки всхлипываю.

А Руслан разворачивает меня лицом к себе, усаживает на край раковины, делая чуточку выше. Зарывает пальцы в мои волосы и губами по скуле мягко и нежно так, что в животе трепещут тоненькими крылышками сотни маленьких бабочек.

— Ладно. Не хочешь быть Земляничкой, будешь Тыковкой, — выдыхает в самые губы. Накручивает волосы на кулак, запрокидывая мою голову и открывая себе доступ к моей шее. — Сладкой, — зубами прихватывает кожу у бьющейся точно в припадке жилке. Вскрикиваю от неожиданности и слышу тихий смех. — Очень сладкой и глупой маленькой Тыковкой…

Мне было восемнадцать. Я была маленькой и глупой, мечтающей только об одном, чтобы лучший друг брата обратил на меня внимание. Ради этого пришедшая к Руслану и предложившая ему себя…еще в шестнадцать. А он выставил меня вон. Только я была бы не я. И я пришла снова. И снова. Ведь когда-нибудь ему надоест и он согласится?

Не согласился, но оставил мне надежду длинною в два года.

Я сильно изменилась за то время: стала стройнее, обрезала-таки свои волосы и больше не походила на тыкву, как и на землянику, впрочем. И Сергей снова не обратил на меня внимания. Женился. А мне хотелось ей все волосы выдрать, потому что Корзин — мой. Должен стать моим. И я…сделала то, что перевернуло мою жизнь. Изменило меня. А сейчас пришло в мою жизнь в грязных ботинках и совершенно не хотело никуда не уходить.

Вздыхаю, одним глотком допивая кофе, и отвлекаюсь на телефонный звонок. Звонит мой коллега и партнер. Утром воскресенья? Предчувствие сжимает сердце в кулаке.

Я отвечаю на звонок.

— Леся, твою мать, ты совсем охренела?! — орет в трубку Леонов, один из лучших семейных адвокатов. Такой вот тандем: я по уголовным делам, он специализируется по бракоразводным. Вечно невозмутимый и местами даже равнодушный Олег рвет и мечет. И даже через трубку я осязаю его злость. Такую острую, что невольно передергиваю плечами, спрыгиваю с подоконника и натягиваю на себя первую попавшуюся одежду: джинсы и серую водолазку. — Ты почему трубку не берешь? Ты где? — сыплет градом вопросов.

— Дома я, Олег. Что случилось?

— Дома она. Сваливать тебе надо, Лилина. Прямо сейчас и желательно надолго.

Сваливать? И от кого я слышу эти слова? От самого честного в самых грязных делах адвоката?

— Да что случилось, ты можешь толком объяснить?

— Это я у тебя спросить хотел, Лилина, что случилось? С каких пор ты насильников и педофилов покрываешь, а?

— Что? — замираю в пороге спальни, ошарашенная словами Леонова. Каких насильников? Каких педофилов? — Ты что несешь, Леонов? Ты же знаешь, я никогда…

— Я знаю, Лилина, только вот какое дело…

Звонок в дверь рвет тишину квартиру.

— Погоди, Олег, кто-то пришел…

— Твою мать, — ругается Леонов. — Не успел все-таки. Значит так, Лилина, слушай и не перебивай. Вчера у нас в офисе был обыск, — говорит быстро. — В твоем ноутбуке нашли фотографии с мест преступлений.

Ну бывает, я сохраняю себе снимки, чтобы потом пересматривать, когда работаю. Чтобы деталей не упустить. Хоть этого делать и нельзя. Но не обыск же…

А в дверь звонят настойчивее. И слышатся голоса.

— А еще там же нашли записи с камер видеонаблюдения, где ясно видно, как твой подзащитный насилует маленькую девочку…

— Что? — задыхаюсь возмущением. — Какой подзащитный? Что за бред?

— Золотов, — только и выдыхает Леонов. — Так что пришли к тебе наверняка менты, Лилина.

Золотов…мое последнее дело. Долгое, муторное. Очередной выигранный суд и торжество справедливости, как бы пафосно это ни звучало. А теперь что? И…черт, откуда это все в моем ноутбуке?

— Леонов, я…бред какой-то. Золотов он…Проклятье! Ноутбук забрали?

— Угу, — мрачно соглашается Леонов.

— А наши камеры проверили?

Ну кто-то же подкинул мне эту дрянь.

— Пусто на камерах, Лесь. Сам смотрел.

— А Золотов? Он и правда педофил? — быстро строчу вопросы, боясь не успеть до того, как вскроют мою дверь. Судя по всему те, кто за дверью, уже близки к этому.

По коже ползут противные мурашки, а в дверь ударяют кулаком.

— Александра Михайловна, открывайте, полиция! — и я узнаю этот голос. Майор Роднянский. Сколько раз мы с ним встречались по разные стороны баррикад. Сколько раз делали одно дело: искали преступника и выпускали на свободу невиновных. А теперь он пришел за мной.