– Кыш, кыш! – кричала старая персиянка на свору кошек. Голодные, облезлые твари бежали за ней попятам и никак не хотели отставать от неё. Они чувствовали запах свежих лепешек, завернутых в чистую ткань. – Пошли прочь, сказано вам, здесь и без вас голодных хватает!

Женщина вошла в сарай и захлопнула дверь перед носом несчастных животных. Она позвала детей и разделила между ними большую лепешку, пропитанную сладкой патокой. Мальчик стал быстро поглощать долгожданную еду, а девочка поделила свою долю еще на две половинки.

– Ешь медленнее, – прикрикнула персиянка на мальчишку и подошла к больному. Присев возле него прямо на глиняный пол, она стала пристально вглядываться в его лицо и издавать непонятные звуки, прищелкивая языком.

– Он давно уже так лежит, Нуази, – проговорил мальчик. – Нам страшно, может быть, ты заберешь нас отсюда?

– Куда я вас заберу!? – вымолвила старуха. – Мой хозяин отлучился из Мекки только на один день, и сегодня вечером все ждут его возвращения. Вас даже негде спрятать, если только на скотном дворе…

Персиянка замолчала и уставилась на больного. Дети доели лепешку и забились в дальний угол сарая. Там было сложено небольшое тряпьё, оставшееся от их матери. Оно служило им постелью. Дети сидели тихо и старались ничем не раздражать свою благодетельницу. Они знали, что кроме неё никто не принесет им сладких лепешек и свежей воды. Дети раба, кому они были нужны?

Вдруг больной открыл глаза. Он медленно осмотрел тростниковый потолок, перевел взгляд на рядом сидящую старуху и улыбнулся.

– А я думал, что Зейана вернулась с рынка, – чуть слышно прошептал он.

При упоминании имени покойной старая женщина вознесла руки кверху и произнесла молитву. Христианин долго наблюдал за ней, пытаясь что-то вспомнить, но память не желала возвращаться к нему. Девочка выдернула свою ручонку из цепких рук брата и осторожно подползла к отцу. Она тихо позвала его и протянула ему кусочек лепешки. Христианин посмотрел на девочку, и его глаза ожили.

– У тебя такое же доброе сердце, Зефира, как у твоей матери. – Мужчина поманил к себе мальчика. Тот неохотно приблизился к отцу. – Береги её, сынок. Скоро за вами приедут, обязательно приедут и увезут вас в далекую и прекрасную страну. Нужно только немного подождать… А ты ешь, ешь, Зефира, я не голоден, я уже поел, – он отклонил протянутую ручонку с лепешкой, и для него снова наступила ночь, а вместе с ней пришла и смерть… Господи, очисти грехи наша, Владыко, прости беззакония наша, Святый, посети и исцели немощи наша имени Твоего ради…Господи, помилуй… Слава…и ныне…и во веки веков… Аминь.

Персиянка долго сидела на полу, раскачиваясь из стороны в сторону, и протяжно тянула заупокойную молитву. Вряд ли она понимала, что её мусульманский намаз не подходил для христианской души, которая сейчас улетала под небеса. Ей это было безразлично. Её так учили: умер человек – проводи его душу молитвой. А какой? Разве это уже было важно. Ему уже было все равно, для него уже наступал рай!

Закончив молитву, женщина велела детям собрать вещи и вывела их в крохотный дворик, со всех сторон обнесенный ветхим частоколом. Маленькая Зефира не хотела оставлять отца одного и уже надула свои пухлые губки, чтобы заплакать, но Нуази громко прикрикнула на неё и исчезла за поворотом бесконечных, узких улиц.

Вокруг детских ног вились облезлые худые кошки, протяжно мяукая. Девочка перестала плакать и огляделась по сторонам. Несмотря на протесты брата, она схватила одного понравившегося ей рыжего котенка и спрятала за пазухой, запихивая при этом ему в рот остатки лепешки. Найдёныш мгновенно проглотил скудную еду и блаженно замурлыкал, притаившись на теплой тщедушной груди ребёнка.

Вскорости появилась и старуха. Она быстро зашла в сарай и уже через минуту вернулась обратно. Любому, кто захотел бы похоронить христианина по обычаю на городском кладбище, грозила смертная казнь. Женщина нашла другой выход.

Клубы серого, зловонного дыма стали заметно подниматься над сараем. Отсыревший тростник разгорался очень медленно, но уже через четверть часа запылала сухая кровля, и ветхие стены деревянного сарая рухнули на останки сэра Хью Грегари. Через час все уже сгорело дотла. Над последним пристанищем доблестного рыцаря осталась стоять только обгоревшая слива. На её обугленных ветвях не осталось ни одного белого цветка…Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя…

Ранним утром отворились могучие и тяжелые ворота Пертского аббатства. Во двор монастыря въехала небольшая группа всадников, и смиренные монахини восторженно встретили своих спасителей. За всадниками через ворота проехали пять длинных телег, доверху нагруженных съестными припасами.

Только Богу было известно, сколько трудов стоило доблестным воинам из клана Бьюкененов и их предводителю собрать в отдаленных поселениях на севере Шотландии эти запасы. Чтобы помочь жителям аббатства бедные крестьяне делились последними крохами. И не потому, что их пытались заставить сделать это силой, нет! Каждый из них знал, что если в его дом придет беда, то только в Пертском аббатстве можно найти помощь и милосердие. Монахини во главе с новой аббатисой с радостью принимали в стены монастыря любого, кто нуждался в их участии. Они лечили больных и увеченных, принимали тяжелые роды и выкармливали слабых детей. А за свои труды не брали ни пенни.