Так продолжалось почти шесть лет, пока не наступило холодное лето. Как не старались монахини на своем скромном участке земли, осенью им не удалось собрать даже десятой части нужного количества урожая. Их старые запасы были истрачены на бедняков, кладовые были пусты, а в конюшне ржали от голода две несчастные лошади.

Узнав о бедственном положении аббатства, Кевин Бьюкенен разослал посланников в соседние кланы с просьбой о помощи. На его призыв откликнулись все. Уж больно почитали и уважали аббатису Клод за её доброту и благородное сердце даже несмотря на то, что она была англичанкой. Собрав небольшой отряд, Кевин двинулся в путь. Он проехал ни одну сотню миль, и уже через три недели повозки были наполнены зерном, чечевицей, просом и сеном. Конечно, этого было недостаточно, чтобы сытно прожить до следующего сбора урожая, но Бьюкенен ни минуты не сомневался в том, что даже этой малой толике монахини будут несказанно рады. Его ожидания полностью оправдались.

Теперь Кевин стоял молча позади своих воинов и наблюдал за их неподдельным смущением и растерянностью. Было любопытно смотреть на своих грозных шотландцев и видеть их беспомощность перед взволнованными и радостными монахинями, которые горячо благодарили своих спасителей и кланялись им до земли. Кевин громко хлопнул в ладоши и прокричал победный клич. Как по команде, все монахини кинулись врассыпную, оставив воинов в покое.

– Начинайте разгружать повозки! Мы должны вернуться к вечеру домой, – крикнул Кевин своим воинам и обратился к рядом стоявшей монахине. – А где же ваша аббатиса, матушка Моти? Почему она нас не встречает?

Монахиня тяжело вздохнула и украдкой вытерла с глаз слёзы минутной радости.

– Она всю ночь хлопотала около одной бедной женщины из клана Шенка Макдуфа. Её привезли вчера вечером уже в бреду. Роды были очень трудными, и младенец оказался настолько слаб, что аббатиса Клод ни на минуту не покидала ни мать, ни дитя. Идемте, сэр Кевин. Я провожу вас к настоятельнице. Наверняка, она уже ждет вас.

– Матушка Моти, почему вы все упорно называете меня сэром, ведь я шотландец, а не какой-нибудь там бритт? – с досадой напомнил о своём происхождении Бьюкенен.

– Потому что так вас называет аббатиса Клод, – последовал прямой ответ. – А она сказала, что таким обращением нельзя оскорбить хорошего человека, потому что у неё на родине так обращаются к благородным и отважным рыцарям. А разве вы не такой, сэр Кевин?

Бьюкенен только молча кивнул и последовал за монахиней. Матушка Моти заторопилась вверх по лестнице и повела шотландца узкими коридорами монастыря в ту часть, где находилась скромная комната молодой аббатисы.

Уже перед дверью монахиня повернулась к Кевину и быстро прошептала ему на ухо.

– Только не напоминайте ей о тетушке Ванессе, да упокоится душа её с миром. Хоть старая аббатиса и покинула этот бренный мир уже более года тому назад, но настоятельница все ещё очень сильно грустит по своей тетушке.

Кевин закивал в знак согласия и осторожно постучал в дверь кельи. Послышался ответ. Сердце бесстрашного воина забилось чаще, с тайной радостью и тревогой он тихо открыл дверь.

В келье был полумрак. Единственное узкое окно выходило на север, и солнечные лучи никогда не касались стен этого мрачного жилища. Кевин оглядел комнату. В дальнем углу он заметил темный силуэт женщины. Она поднималась с колен. Перекрестившись перед святым распятием, аббатиса Клод повернулась к гостю. В её полупрозрачном лице с бледными впалыми щеками Кевин едва узнавал знакомые черты. Он хотел улыбнуться на приветствие аббатисы, но заметив печальный взгляд её лазурных глаз, тут же насупил брови и небрежно сказал:

– Мои воины привезли вам немного зерна и ещё… что-то там удалось собрать… на зиму… – он запнулся и замолчал.

Возникло тягостное молчание. Как всегда он сам всё испортил! Вместо того, чтобы сказать доброе и ласковое слово женщине, которая уже много лет была ему небезразлична, он ведет себя, как глупый невоспитанный мальчишка.

Аббатиса Клод незаметно улыбнулась, видя досаду и смущение отважного шотландца. Она тихо подошла к воину и попыталась заглянуть в его глаза. Сделать это было непросто. Кевин низко склонил голову, и густые волнистые кудри закрыли от женщины блеск его черных глаз. Аббатиса оставила попытку примирения. Она знала, что любой их разговор всегда оканчивался одним и тем же: упрямый шотландец уходил, громко хлопнув дверью. Его манеры оставляли желать лучшего. Женщина вздохнула и отвернулась к окну.

– Я очень благодарна вам, сэр Кевин. Вы опять бескорыстно помогаете монахиням. Господь отблагодарит вас за вашу доброту, – тихо произнесла аббатиса Клод.

– Когда это будет…, – раздраженно буркнул воин, но женщина услышала его ответ и изумленно подняла брови. Кевин смутился ещё больше и поспешил пояснить нечаянно брошенные слова. – Я хотел сказать, миледи, что я делаю это не ради ваших монахинь, а ради…

Бьюкенен окончательно запутался в своей немногословной речи и с досады сжал кулаки. Но и этих слов было достаточно, чтобы аббатиса плотно сжала губы.

– Как это, не ради моих монахинь? – зашептала она сквозь зубы. – Как вы можете так говорить? Я каждый раз превозношу перед послушницами хвалебную и благодарственную молитву в вашу честь! Ведь если бы не вы и ваши воины, еще неизвестно, чтобы стало со всеми нами! Не ради них! А ради кого? …

Бьюкенен резко поднял голову и устремил пламенный взгляд на аббатису. И без слов можно было понять, что хотели сказать любящие глаза бесстрашного шотландца. Аббатиса Клод вскинула правую руку, как будто хотела защитить себя от этого пронзительного взгляда, и устало опустилась на деревянную скамью, стоявшую возле окна.