Берендеев Кирилл
Ангел, собирающий автографы
Она рассматривала меня уже вторую остановку. Этот настойчивый неотрывный взгляд темных широко расставленных глаз не давал мне ни минуты покоя. Чтобы избежать его, я читал затверженную наизусть рекламу на стенах, изучал пол, собственные ботинки и сложенные на коленях руки, снова ботинки, пол, сапожки на высоком каблуке, заправленные в них узкие черные брюки, распахнутую китайскую пуховку зеленого цвета с надписью "North pole", под которой виднелся серый вязаный свитер, ворот, завернутый на горле, тонкие, ярко накрашенные губы, узкий нос с наколотым над левой ноздрей золотистым цветочком - и снова этот пронзительный взгляд. Я в который раз принимался разглядывать объявления, пол, спокойно лежащие на коленях руки, большие пальцы которых были опоясаны двумя тонкими серебряными колечками, точно такие же, но в единственном экземпляре, были и на мизинцах. Взгляд тянул меня неумолимо, но смотреть в эти темные испытующие глаза я не мог совершенно.
На вид ей было не больше пятнадцати-шестнадцати. Тонкая легкая девчушка с нежным лицом, губы сами собой складываются в едва уловимую улыбку. Рядом с ней, прижатая к левому боку, стояла сумочка черной кожи с золотой Медузой Горгоной на пряжке, наверное, все же подделка под знаменитый дом. Девушка изредка поправляла прядь густых черных волос, ниспадавших на лицо, отбрасывала назад, на коротко стриженый затылок; через пару минут та же операция повторялась. Каждый раз, когда девчушка прикасалась к волосам, рукав пуховки соскальзывал, обнажая тонкую кисть, выступающую шишечку кости на тыльной стороне запястья и опоясывающий его золотой браслет. Этот ее жест, открывающий на мгновение острое ушко и сережку в виде колечка с прицепленным к нему равносторонним крестиком, укалывал меня холодной иголкой в сердце. В нем, как и в самой девчушке, не было и намека на томный шарм юной женщины, играющей свою изысканную роль, нет, что-то обыденно простое и в тоже время столь интимное, что никому иному и не дано будет это увидеть, только мне, сидящему напротив нее, в полупустом вагоне. Рядом с нами никого не было, и розовую раковину ее ушка видел лишь я один. В те короткие мгновения, когда осмеливался поднять глаза и встретиться с ней взглядом.
Красивой она не была. Наверное, слишком широко расставленные большущие карие глаза, опушенные бахромой ресниц и при этом тонкие бледные невыразительные губы, сложившиеся в едва заметную улыбку, не позволяли мне назвать ее про себя даже симпатичной; слишком уж непривычным было ее лицо. К ней подходило иное определение - стильная; разумеется, в своем кругу таких же, как и она, подростков, предпочитающих именно это направление в моде, поведении, культуре общения, хоте о последнем я не мог сказать ничего: девушка не вымолвила и половины слова с того момента, как столкнулась со мной на платформе станции метро "Баррикадная" и села напротив и принялась разглядывать меня.
Я не представлял, куда она направляется, и будет ли смотреть на меня так до самой "Сходненской", где я выходил. Или выйдет со мной.
И хотел бы я знать, что она выискала во мне такого, отчего не может никак оторвать испытующего взгляда. Еще на станции я оглядел себя, насколько возможно, но никакой неряшливости в одежде не обнаружил. Вроде все на месте.
Может, она все же скажет? Или мне стоит выйти на следующей, "Полежаевской" раз уж "Беговую" я пропустил, собираясь но, так и не успев выйти в самый последний момент, когда усталый голос предупреждает пассажиров: "осторожно, двери закрываются". А если успеет выйти за мной, спросить уже на платформе, что ей от меня надо.
Однако, девушка опередила мои намерения, точно по лицу прочитав выстроившиеся в голове планы. Едва поезд унесся в тоннель, и свет станции погас, она быстро оглянулась и одним шагом преодолев разделяющее нас расстояние, подсела ко мне. Я почувствовал запах духов, коими девчушка без зазрения совести злоупотребляла. Повернувшись ко мне, девушка тихо, я едва расслышал, спросила:
– Простите, вы случайно не Марк Павловский?.. Марк Анатольевич, поправилась она.
Ах, вот оно что. Смешно, конечно, но это первый раз. Когда меня узнали на улице. В метро, не суть важно. Хотя фотографии меня молодого, меня в расцвете сил, меня стареющего появлялись с завидной периодичностью в журналах, на обложках книг, в газетах, чаше всего во время вручении премий мною или мне, последний раз был удостоен "Бронзовой улиткой" пять лет назад. И, тем не менее, впервые.
Я кивнул, глядя как напряжение, пульсирующее в ее глазах спадает и в них становится безбоязненно взглянуть. Теперь я был даже благодарен за это разглядывание, за то, что она решилась еще на платформе станции "Баррикадная" и все же собралась с духом и подсела ко мне и задала мучивший вопрос двумя остановками спустя.
Наверное, на лице моем отобразилась улыбка человека, победившего в марафоне, забеге, о достижении результатов в котором, я мечтал еще тридцать лет назад, едва первый мой снимок украсил номер журнала "Знание-сила".
– Знаете, я вас сразу узнала, как увидела. Только не решалась подойти, - призналась девчушка. И тут же спохватилась.
– Ничего, если я у вас попрошу автограф?
Кажется, я покраснел и прошептал так же тихо, как и моя собеседница, заветное:
– Ничего. У тебя ручка найдется?
Она поставила сумочку с медузой на колени и заглянула внутрь. Нашелся "Паркер", правда, шариковый, из копеечной серии, но все же "Паркер".
– Знаете, у меня даже ваша книга с собой имеется. Я по дороге ее хотела прочесть, а как вас увидела...
– спустя мгновение появилась и книга: мягкая брошюрка толщиной в палец с перекошенной рожей безумно испуганного человека, сжимающего окровавленный кинжал в правой руке; за его спиной виднелось монолитное здание, утыкавшееся в звездную ночь. Посеребренными буквами поверх картинки шла моя фамилия, внизу название романа "Город среди песков".
Книжицу эту я видел впервые в жизни, и потому предположил, что это и есть то самое пиратское издание моего романа о человеке, попавшем в город своего детства и пытавшемся на протяжении десяти авторских листов уяснить свое место в старом-новом мире, что выпустило в свет полтора года назад некое Уфимское издательство. Я тогда даже судиться по этому поводу не стал: пускай, не уведомив автора и не выплатив ему причитающееся, печатают, чем не печатают вообще. Все же с того достопамятного тома, что был награжден "Бронзовой улиткой" пять лет назад, у меня так ничего и не вышло, три-четыре полузабытые журнальные публикации не в счет. Хоть так вспомнят, несмотря на жуткую обложку, ни коим боком не относящуюся к содержанию романа, и отвратительное качество бумаги.