Глава 11

* * *

Год пролетел как одно мгновение. Год новых открытий, перемен, переживаний. Каждый день на эмоциях, каждый день в ожидании чуда. И чудо действительно случалось. Я впитывала информацию по крупицам. Жаждала этого больше жизни. Этими мыслями зажигалась и ярко вспыхивала, желаемое получая. Строговцев был доволен. Строговцев взял меня в команду избранных. И всё бы хорошо, если бы не одно «но»: эта привилегия совершенно лишала тех самых избранных самого дорогого для студентов. Каникул. Долгожданных и трепетно хранимых в мыслях и тайных желаниях. Привилегия быстро стала походить на рабство или каторгу, и шальные мысли отказаться, перечеркнув тем самым светлое будущее, с настойчивой периодичностью стали мелькать на горизонте.

— Я занят. — В очередной раз вымученно простонал Андрей в трубку. — Могу хоть сто раз извиниться, тысячу раз припасть на одно колено, желая получить милостивый взгляд, но изменить ничего не получится. — Добавил он в тот самый раз, когда я находилась практически за чертой.

— И я занята… — Пробормотала я, начисто растеряв запал, с которым надумала жаловаться на жизнь и Строговцева.

— Обиделась?

— Нет. Расстроена несправедливостью судьбы. — Добавила бодрости в голос.

— Я приеду через месяц.

— Так долго. Просто невыносимо долго. — Простонала, но не хотела показаться навязчивой, потому спешно улыбнулась. Он почувствовал, точно это знала.

— Я тебя не узнаю. — Усмехнулся Андрей, но было слышно, что сделал это, скорее, по инерции, мысли же были заняты совсем другим.

— Могу сказать то же самое. Не понимаю, что происходит. Чувство такое, что все силы покинули.

— Держись там. Не скучай. Я немного разгребусь с делами и прилечу.

— И я разгребусь. И я прилечу. Хочешь? На выходные? — На месте подскочила, казалось бы, решив все проблемы, но Андрей с ответом не торопился, чем дал понять его содержание ещё до того, как слова прозвучали.

— Времени нет совершенно. — Ожидаемо проговорил. — Домой прихожу и падаю без сил. Неуверен, что сможем пересечься.

— В тебя иссяк былой романтизм?

— Во мне появился здравый смысл. И если ночь потрачу на удовольствия, утром могу упустить что-то важное. А сейчас… сейчас упускать нельзя ничего.

— «Потрачу»… звучи как-то обидно.

— Зато реалистично. Пока так. Дальше проще будет, обещаю.

Судя по голосу и отдалённой ругани в трубке, Андрей снова отвлёкся.

— Не скучай, хорошо? — Добавил, к разговору вернувшись, а я из банального нежелания его расстраивать, отозвалась с бодростью в голосе.

— Скучать мне будет некогда. — Заверила. — Пока. Иди. Решай. Целую и люблю. — Выдала неизменную партию прощания и всего на мгновение усомнилась в собственных словах, но и этого хватило, чтобы произнести вслух не вовремя мелькнувшую в голове глупость. — У нас ведь всё хорошо?

— Лично я ничего хорошего не вижу. Но делаю всё возможное, чтобы стало лучше. — Резко отозвался он. — Но ты ведь не об этом спрашивала, да? — Неприятно усмехнулся. — У меня никого нет. — Категорично заявил. — Даже для того, чтобы снять напряжение, нет. Надеюсь, последним утверждением успокоил?

— Я тебя обидела?

— Это я тебя обижаю, Ритуль. Прости, сейчас иначе не получается. Но обещаю отработать. Люблю тебя. Пока. — Проговорил и отключился, но нецензурную брань в его исполнении услышать я всё же успела.

Он приезжал за этот год дважды. Отцу понравился. Что, впрочем, никого не удивило. Наглый и хваткий, отбил у отца желание задавать любые вопросы. Внушал доверие и этому внушению соответствовал в поступках. Взаимопонимание пропало лишь единожды, когда Андрей, отца опередив, подарил мне машину. Но его быстро отпустило. Он был доволен. Он оценил. Авторитет Андрея взлетел донельзя и он был возведён в ранг неприкасаемых.

И вот круг неприятностей, неудач и морального упадка замкнулся. А тут ещё эта пятница тринадцатое! И ведь никогда не была подвержена этой магии чисел…

Я ехала домой с практики, когда по радио, пожалуй, сотый раз за бесконечный день напомнили о знаменательном событии. И, казалось бы, не придала значения пустым словам, предназначенным лишь для заполнения эфирного времени, как вдруг поняла, будто что-то произошло. Не явное и не то, что можно заметить. Только лишь почувствовать, как уверенность покидает, а внутри остаётся пустота, быстро заполняемая чем-то незнакомым, непонятным. То ли паника, то ли сомнение. А к ним присоединяется что-то липкое, вязкое, тягучее и до невозможности сонное. Хандра. Апатия. Что ещё? Впрочем, прежде я и с этими понятиями близко знакома не была. Всё навалилось как-то сразу. Удовольствие ушло из жизни или жизнь меня саму вычеркнула, высадив где-то на обочине без малейших предпосылок и предупреждений.

Единой серой личиной показались выходные и вся грядущая неделя. Привычным отвращением встретила неделя следующая. И это… предчувствие, что ли… не дающее покоя, не позволяющее расслабиться… оно будто преследовало, стирая границы, не отпуская, не давая укрыться и спрятаться.

— Я устала. — Призналась я Але, устраиваясь с ней за одним столиком в кафе. Подруга на меня посмотрела без должного сочувствия и лишь презрительно фыркнула.

Мы познакомились в день зачисления. Нас свела толпа страждущих, желающих увидеть и свою фамилию в списках зачисленных на курс. Видимо, новоиспечённые студенты приняли нас за одно целое, а оттого не торопились отпускать из своих чрезмерно жарких объятий. Обе рыжие, кучерявые. Обе с веснушками. Мы не были похожи друг на друга как две капли. И, уж тем более, не походили друг на друга по характеру, но сошлись на удивление легко и расставаться не хотели ни при каких обстоятельствах. Альбина даже в сравнении с моей своенравной особой была не в меру эксцентрична, взбалмошна, свободолюбива. Она не воспринимала общепринятые нормы поведения, ко всему в жизни искала свой подход, а также с успехом выкручивалась из любой, даже малообещающей ситуации. Именно это привлекло в ней Строговцева. Именно это отпугивало других мужчин, заставляя красавицу страдать, закаляя и без того не радужный характер. Вот и сейчас она вместо того, чтобы поддержать, посмотрела так, будто ведром ледяной воды окатила.