Шрифт:
Тут даже окаменелый, за спиной которого я жалась, вздрогнул. Да, дружок. Теперь ты меня понимаешь?!
И вот не знаю, как работал мой мозг, но я вдруг вспомнила тот день, когда мы были с Даром у Косака. Драка, позиции напротив друг друга….и я. Между ними! А дальше слова Дара: «Посмотри». Он тогда чуть отошел в сторону, и я увидела нить, проходившую сквозь меня, что терялась в теле Дариана.
Творец!
Тогда и именно тогда должно было все это начаться! Косак стал чувствовать меня после того случая!
До скорых встреч
Косак — это воплощение лютой зимы, которая вопреки всем правилам природы обрушилась на нас в начале лета.
Под моими ногами образовалась ледяная дорожка. Холод острыми иглами впился в босые ноги и судорогой пробегал до самых коленей. Окаменелый, что стоял передо мной пытался отшатнуться, но я вцепилась в ворот его рубахи мертвой хваткой. Конечно, он мог с легкостью, просто развернувшись отцепиться и отшвырнуть меня от себя, но, видимо, даже он не хотел совершать резких движений, когда немигающие изумрудные глаза прожигали взглядом.
— Что, больше некуда бежать? — казалось, что Косак не размыкает губ. Его голос подобно завывающему ветру, свистел в тишине коридора.
«Бегство — это не выход», — так, я считала, говорят люди, которым просто некуда бежать. И вот я такой ситуации, когда впереди буран и разбуженный после долгой спячки медведь, с которым надо разобраться. Только медведь этот безумен и может разорвать на лоскуты, ну или в моем случае просто дыхнуть, да так, что я стану ледышкой, которая разобьется от одного толчка, какой-нибудь напыщенной, высокомерной дамы, что со злорадным лицом наблюдала за нами из-за угла, находясь на приличном расстоянии. А жаль, ей и всем остальным бы не помешало остудить головы, одуматься и бежать, так же как и я, из этого царства холода. Но бежать некуда, а, значит…надо наступать! Другого шанса высказать Косаку все, что я о нем думаю, может и не представиться, у меня просто не хватит смелости. Или второй жизни. Нам нужно разорвать, связывающую нас нить, иначе мне не выбраться из замка! Я нужна ему, только пока он меня чувствует! Это пора исправить, а потому нужно разозлить Косака еще больше. Я даже представиться себе не могла эту картину, но попытаться стоило. Он должен страстно пожелать придушить меня собственными руками!
— Косак, ты знаешь, что тирания приводит к душевным мукам?
Книги по душевному состоянию людей я тоже читала, но их было слишком мало в моей памяти. Можно ли и как заставить чудовище испытать боль? Был у меня один вариант, но тронет ли это замороженную душу?
Его голова слегка наклонилась на бок, он нахмурил брови и приподнял уголок рта.
— Такой мольбы о пощаде я еще не слышал. Продолжай, жаждущая, — звучал его бесцветный голос.
Не понимает меня, заслонившись непробиваемой стеной. Но чтобы разозлить такого по-настоящему, мало оскорблений, нужно попасть в самое сердце.
— Тебе не бывает одиноко? — громко выкрикнула я из-за спины окаменелого и задержала дыхание.
Похоже, моя стратегия была неверной, и Косак вместе того, чтобы разъяриться еще больше, начинал думать и усмехаться, постепенно оттаивая.
— Боишься умереть в одиночестве? — зло рассмеялся он. — Похоронную процессию, так и быть, я тебе устрою.
Я мгновенно увидела себя в открытом гробу, на руках у окаменелых и захотела было пойти на попятную. Как странно, он переводил все мои слова, обращенные к нему, на меня же. Словно он по определению не мог делать того, о чем я говорю. Как же это жутко. Видеть перед собой подобие человека с таким затуманенным сознанием, кем же он себя считает в таком случае? Осознает ли он то, кем был и кем стал? Наверное, нет. Но сейчас у меня другая проблема, я решила надавить на больное место сильнее.
— Ты скучаешь по родным? — мой голос дрогнул, я была уже не так уверенна в своей глупой идее.
— Давишь на жалость, — опустив голову, и прикрыв глаза, утвердительно произнес Косак, а затем вновь поднял взгляд и плотоядно оскалился. — Не поможет, жаждущая. В твоей душе нет больше горя и слез по умершему отцу, не обманывай ни себя, ни меня. Но если хочешь порыдать у меня в ногах, то продолжай!
Я вздрогнула, поняв, что он видел в моих воспоминаниях гораздо больше, чем я ожидала. Сердце сжалось, от осознания того, насколько интимными они были, личными, сокровенными. Я сжала зубы от досады и вышла из-за спины окаменелого.
— А как же ты, Косак? Где твои слезы о потерянном сыне? — его губы разомкнулись со звоном битого льда, а глаза вспыхнули. Окаменелый судорожно втянул воздух и схватился за грудь, пошатнувшись, словно его ударили.
— Неужели твое сердце не рыдает по нему? — мои слова звучали отрывисто, вырывались со свистом, но я уже не могла остановиться, я должна была пробиться к нему любой ценой. А еще меня душила жалость. Я спрашивала искренне, на самом деле желая знать ответ на свой вопрос, но понимая, что он не даст его мне. Он в какой-то степени «мертв».
На какое-то мгновение, мне показалось, что его лицо перекосилось, взгляд стал тяжелым, он сжал зубы.
— Я видела его, — сделала шаг вперед и увидела ледяных змей, что заскользили по рукам Косака. — Его маленькие ручки, которые он тянет к тебе, — повышая тон, двигалась я ему навстречу, видя, как рептилии открывают пасти, показывая клыки, шипят. Казалось, Косак медленно оседает, его колени подкашивались, глаза странно метались, а руки мелко тряслись. Он жадно глотал воздух, как утопающий.