Спустя минут тридцать мы выехали на асфальтированную дорогу. Я понял это по тому, что стало заметно меньше трясти. Водитель драндулета включил габаритные огни, и стало хоть что-то видно. Я разглядел, что в автобусе уже ехала не только наша группа, но и еще какие-то парни. Видимо, прибывшие на место посадки после или перед нами. То, что мы находимся уже на территории Донбасса, я понял, когда впервые увидел название населенного пункта, написанное на украинском языке. Потом мы увидели вдоль обочины остовы сгоревших автомобилей и развороченный старый советский танк. Сомнений не было, мы уже на Донбассе.

Пару раз мы проезжали через какие-то населенные пункты. Я сначала подумал, что они все брошенные и мертвые. Ни в одном окне не горел свет, даже на улицах не было фонарей. Только один раз где-то он мелькнул светом. Уже позднее, мне пришлось привыкнуть к таким унылым пейзажам, а на тот момент все казалось мрачным и жутким. Въезжать из повсюду освещенной России, на Донбасс, с его комендантским часом, ночными обстрелами и пустыми улицами, было реально жутко.

Наша колымага снова остановилась. Водитель включил свет в салоне и открыл входные двери. Внутрь ввалилась группа автоматчиков, в грязных полинялых и выцветших горках, без каких-либо опознавательных знаков. Сердце екнуло. Стало заметно холоднее, то ли от погоды, то ли от волнения. Автоматчики по списку зачитали наши фамилии и попросили отозваться. Потом они долго рассматривали каждого из нас, будто пытаясь прогрызть дырку в головах. И, наконец, один из них сказал:

– Добро пожаловать на Донбасс, парни! Спасибо, что вы с нами.

От души отлегло. Значит, это свои. Я вспомнил Юлькин вопрос по поводу своих и улыбнулся. Двое автоматчиков остались в салоне, и автобус тронулся дальше. Я поежился, пытаясь скинуть возникшее оцепенение. Ехали мы еще где-то около часа. За окнами все тот же марсианский пейзаж, с небольшими вариациями. Наконец, въехали в промышленную зону какого-то городка. Бетонные здания, с выбитыми глазницами окон, покореженные заборы, посеченные, как будто мелкой дробью. Автобус остановился во дворе какого-то промышленного предприятия. «Автопарк главного транспортного предприятия города Снежное». Это я на какой-то табличке успел прочитать.

– Все, парни, приехали. Станция «выходим», отстающие будут спать на улице под открытым небом.

Конечно, желающих не было. Поэтому из автобуса все кинулись, сломя голову. Повыскакивали, стоим, оглядываемся. Ничего себе, во дворе стоят самые настоящие танки! Сломаны, правда. Где-то без гусеницы, где-то с пробоиной в борту и так далее. Тут же какие-то трубы, металлолом, явно снятый с этой же техники. Запах солярки и мазута ясно чувствуется в воздухе.

– Эй, новобранцы, идите сюда, – позвали нас из темноты выбитых окон в кирпичном здании. – Среди вас танкисты есть?

– Есть, – ответил один из нашей толпы.

– Так айда к нам, танкисты тут живут, – снова выкрик из темноты.

Из толпы выскочил мужик и побежал, схватив сумки, по направлению к зданию. На встречу к нему уже выходил невысокий, плотный дядька в шлемофоне и черном комбинезоне. Оставшихся бойцов повели в соседнее здание. Облицованное фасадной плиткой, с заложенными мешками и забитыми досками окнами. Там нас встретили, покормили и указали место для ночлега.

– Мой позывной – Батя, – сказал седовласый крепкого телосложения мужик с косматой бородой. – Я тут исполняю обязанности старшего. Если возникнут вопросы, обращайтесь. Пока будете служить здесь. Работы не много, только ходить в наряды и погрузка-разгрузка боеприпасов.

Донецкая Народная Республика существовала всего несколько месяцев. Разруха стояла страшная. Предсказать что-либо в ее дальнейшем существовании тогда не смог бы, наверное, даже самый великий оракул. Но меня, среди прочего, привлекал интерес к созданию новой исторической реальности. Борьба за ее существование и развитие, за право народа на самоопределение. Вопреки сложившемуся и закостенелому миропорядку. Не каждому дано присутствовать в момент создания нового государства, а тем более принимать в этом участие.

Правда, участие наше, первые месяцы, сводилось к беганию с автоматами на улицах, в попытке сделать важный и грозный вид, чтобы напугать больше местное население. И это, в конце концов, начинало напрягать. Моя же служба в ДНР началась с того, что проснувшись утром, в первый свой день пребывания в рядах ополчения, я увидел «пленных» укропов, мирно таскавших нам воду для умывания и ремонтировавших разбитую технику. Никаких конвойных у них не было. Их не били, не издевались и не обзывали. Такие же парни, как и мы, только в своей коричневой форме без шевронов и украинской символики. Они стреляли у нас сигареты, выпивали с нами, матеря сложившуюся ситуацию и Петра Порошенко. Единственное различие между нами было в ярко выраженном акценте при разговоре.

Глава VIII

Веселый паренек невысокого роста, с внешностью настоящего китайца, вошел в комнату, где мы отдыхали. Он был одет в комбинезон мышиного цвета, четко характеризующий его внешность. Громко поздоровавшись, он заявил:

– Меня зовут Саша, позывной Птыц, – представился он. – Не путайте, пожалуйста, Птыц, а не птица, потому что птица – слово женского рода, а я, вроде как, мужского. Поэтому могу обидеться и застрелить, шучу, конечно. Я назначен быть вашим командиром. Давайте знакомиться.