— Ой, что это я… Разговорилась, как глупо! — всплеснула руками Жанетт. — Вы уж простите болтливую старуху! Но вы такая благодарная слушательница — я просто не удержалась!

Жанетт пошла на кухню и вскоре вернулась с блюдом, на котором возвышалась огромная утка в обрамлении золотистых яблок. От роскошного аромата у Зинаиды едва не закружилась голова. И до конца вечера об оборотнях действительно не было сказано ни слова. Вечер прошел весело, замечательно и хорошо. Зина испытывала легкость и счастье, от которых ей не хотелось уходить.

Было уже одиннадцать ночи, когда Виктор Барг проводил ее по пустынным улицам домой.

— Ты останешься? — крепко сжала она его руку.

— Извини, сегодня не могу. Завтра у меня встреча с важным клиентом, нужно его впечатлить. Хотел сегодня еще немного поработать.

— Твои родственники просто замечательные! Это был один из лучших вечеров в моей жизни! — с чувством сказала Зинаида.

— Я рад, что они тебе понравились. Вообще-то они странные. Дед скряга. Помешан на накопительстве. А у бабули с возрастом совсем крыша поехала на всей этой французской чертовщине с волками. Даже стыдно…

— Не говори так! Она очень умная и эрудированная. Мне было очень интересно. А ты сам не веришь в лугару?

— Нет, конечно. Сейчас 1937 год! Как можно верить во всю эту чертовщину? Это же древняя бре-дятина! Никаких оборотней не существует. Разве только… Следователи с погонами НКВД. Смею тебя уверить, это гораздо страшнее любого мифологического лугару!

— Я тебе верю, — рассмеялась Зина. — Но неужели все эти легенды созданы просто на пустом месте?

— Людям нужны страшные сказки, — улыбнулся Виктор. — Когда я был маленький, мы с пацанами вызывали Пиковую даму в темной комнате в полночь! Знаешь, как было страшно?

— И я вызывала Пиковую даму… — расчувствовалась она, от этого воспоминания словно поцеловав его своей душой, которая с каждым днем расцветала все больше и больше от одного присутствия Виктора.

На следующее утро Крестовская была на работе почти за час до нужного времени. В ординаторскую заглянул один из новых врачей.

— Зинаида, вы не знаете, где Борис Рафаилович? Он со вчерашнего дня на работу не приходил.

— Что? — она не поверила своим ушам. — Как это — не приходил? Заболел, что ли?

— Не знаю… — врач пожал плечами. — Но уже сутки его нет… Что делать будем?

— Ему звонили?

— Да вчера целый день, весь телефон оборвали!

— И что же?

— Никто не отвечает на звонки.

Одним из преимуществ высокой должности в морге для Каца было то, что в его квартире установили личный телефон. Но было странно, что он не берет трубку. Зина знала, что Борис Рафаилович может находиться только в двух местах — на работе или дома. Друзей у него не было, и он никуда не ходил.

— Я поеду к нему домой, — сердце сжала мохнатая лапа тревоги, — с ним что-то случилось… Может, он заболел, ему плохо?

Через час Зина поднималась по ветхой и хлипкой деревянной лестнице двухэтажного флигеля в глубине одного из дворов на Молдаванке. В этом флигеле на Запорожской, в комнатушке 12 квадратных метров вот уже пять лет жил Кац. Единственным плюсом разваленного жилья было то, что комнатушка была отдельной. К комнате прилагалась кухня в пять квадратных метров без окна и личный санузел.

Звонка не было. Дверь была заперта. Зина постучала — сначала тихо, потом загрохотала кулаком.

— Борис Рафаилович! — закричала она — Вы дома? Борис Рафаилович!

Ответом была тишина. Скрипнула дверь напротив. Выглянуло испитое женское лицо.

— Уходи. Нету его… — прошамкала тетка.

— Он ушел? Когда? Давно? Вы его видели?

Женщина вдруг резко, с размахом, перекрестилась. Потом захлопнула дверь и закрыла на два оборота ключа.

Сигналом для массовых репрессий в СССР послужило убийство Первого секретаря Ленинградского обкома и горкома i ВКП (6) С. М. Кирова.

Виктор пришел на рассвете. Ранний звонок не разбудил Зину: закутавшись в шаль, она сидела возле окна. В развалинах собора ей чудились очертания волка.

Ночь была бессонной, но она уже привыкла к бессонным ночам. Проворочавшись на измятых простынях кровати как на раскаленной решетке, она решила не мучить себя и встать с постели совсем. Проще было сидеть возле окна, вглядываясь в густую темноту, которая не пугала ее, напротив, становилась для нее плотным защитным покрывалом.