Слезы хлынули по щекам. Я видела, как глупо выглядели оправдания, сыпавшиеся из губ меня же, только по другую сторону колодца. Всё исправить, ворваться туда и сделать всё, чтобы Кеша остался! Я рванулась вперед, но не смогла сделать ни шагу: за то время, что следила из колодца за происходящим в Материи, склизкие червяки добрались почти до груди.

Они стягивали мне руки, тащили вниз. Им на помощь спешили Петр Иванович и Соня. Они уже почти добрались до меня, еще немного — и они вцепятся в долгожданную добычу гнилыми зубами. Я задергалась и закричала, разрывая легкие. Но уши не поймали ни звука. Всё тщетно! Проклятые твари ни за что меня не отпустят, а сопротивляться не осталось сил. Они забрались слишком высоко, и теперь всё, что было ими захвачено, словно застыло коркой льда. А Кеша в Материи уже произносил единственную фразу, брошенную на прощание.

Я понимала, что сейчас и есть тот самый шанс, которым оказалось невозможно воспользоваться. Слезы потекли градом, я кусала губы и трясла головой, не давая червякам завладеть хотя бы ею. Откуда-то знала — когда твари покроют меня до макушки, они утянут меня на дно и превратят в подобие того, что стало с Соней и Петром Ивановичем. Отчаяние и безысходность затопили душу. И вот, когда я уже почти смирилась с предстоящей участью, в голову пришла отрезвляющая мысль.

«Что это я? — вспыхнуло, словно молния. — У меня нет тела. Разве можно удержать душу? Даже завсегдатаям преисподней это не под силу!»

Я перестала сопротивляться и всем существом потянулась туда, где Кеша развернулся ко мне спиной и сделал первый шаг. Сначала показалось — ничего не выйдет, но тут же я ощутила, как с бешеной скоростью лечу вниз. Позади, клацая и скрежеща звериными когтями, сомкнулась исполинская косматая лапа…

Полет длился не долго, едва прыгнув в колодец, я тут же пулей выскочила из зеркала и кубарем покатилась в прихожую. Это было так странно — лететь вниз, а вывалиться сбоку. Голова кружилась, словно я только что прокатилась на аттракционе, на который надеялась больше никогда не получать билетов. Слух вернул к реальности — в комнате за спиной раздался звон. Еще не придя в себя, я обернулась — на полу валялись осколки вставленного когда-то зеркала. Колдовская оправа таяла в воздухе, унося с собой бледную тень Нанэ.

Вот когда спутанные мысли сложились в пазл. Вспомнив, где я и что собиралась делать и не тратя больше ни минуты, помчалась за Кешей. И тут же ощутила всю былую тяжесть собственного тела. Лишние килограммы, от которых меня так ловко избавила Нанэ, снова вернулись. Но как же была им рада! Плохо только, что я оставалась голой. Не утруждаясь прикрыться хоть чем-нибудь, рванула на лестничную клетку. Но прежний вес, от которого порядком отвыкла, умерил мою прыть — я споткнулась на пороге и рухнула, разбивая колени о каменную площадку этажа.

Зато теперь я видела Аркашу. Он не стал дожидаться лифта — спускался по ступенькам. Медленно, хватаясь за поручень.

— Кеша, прости! — истошно закричала я, чувствуя, как к горлу подкатился ком, а из глаз полились слезы. — Прошу, останься! Я не могу без тебя! Прости!

Он замер на мгновение, сильнее вцепился в поручень. Потом занес ногу на очередную ступеньку. Но шага не сделал. Помедлив еще немного, Кеша обернулся…

Если бы не исчезнувшее зеркало и не вернувшийся ко мне прежний вес — Кеша ни за что бы не поверил в то, что я без умолку рассказывала ему всю оставшуюся ночь. Только к утру, когда я от души попросила прощения и призналась во всех тяжких грехах, в том числе — убийстве Петра Ивановича и Сони, Аркаша кое-как уложил меня спать. Не рассказала я только про зазеркалье — не хотелось даже вспоминать то, что было там со мной.

Оказалось, что я жутко устала: как только Кеша затолкал меня в кровать, я тут же уснула. И на этот раз — без сновидений. Только сквозь дрему всё боялась, что когда проснусь, Аркаши рядом не окажется. Напрасно — он дождался, когда я высплюсь, и встретил меня горячим кофе и бутербродами.

— Чувствую себя Иванушкой-дурачком, — пробормотал он, протягивая мне чашку в кровать. — Но я тебе верю. И буду носить тебе передачи, только не смотрись больше в старинные зеркала.

Я клятвенно пообещала, после чего мы помирились. В понедельник на работу я шла на ватных ногах, предчувствуя встречу с Жанной Леонидовной и двумя портретами с перевязанными черными ленточками. Но там вместо разъяренной супруги Петра Ивановича, меня ждало две новости — обе хорошие. И начальник, и Соня оказались живы!

Оба лежали в больнице, но как туда попали — не помнили. Когда же исчезло зеркало, вместе с ним испарились колдовство и его последствия. Все мои жертвы быстро пошли на поправку: и мама, и Соня, и Петр Иванович, и Вероника Павловна. Последняя, кстати, жутко обрадовалась мне и Кеше, когда мы пришли ее навестить. Она решила, что сын послушался ее и нашел себе другую Вику. Еще бы! Узнать во мне, весом под центнер, ту самую тощую нахалку, что собиралась лишить их квартиры, Вероника Павловна не смогла. И к лучшему — отношения с будущей свекровью потеплели. Кеша говорил, что мама уже начала придумывать, как нас женить поскорее, и продать моё жилье. Я не стала портить Веронике Павловне планы — в конце концов, и у нее должна быть мечта. Пусть и несбыточная.

Еще одной новостью стало то, что Петр Иванович после больницы развелся с женой и стал примерным семьянином у другого очага — с Кариной. Мы с Кешей тоже счастливы. Я стараюсь бегать по утрам и поменьше смотреть телевизор, и теперь не кривлюсь, глядя в зеркало. Правда, делаю я это не часто — только по необходимости. Мне всё время кажется, что стоит зазеваться около него подольше, и оттуда вынырнет раскроенная морда толстяка из преисподней.