Мне снова снилось как я падаю в бескрайнюю черную бездну, на дне которой меня ждет гигантский, размером с планету, желтый глаз. Он смотрел куда-то мимо моего, несущегося сквозь пустоту, тела. Я слышал едва различимый шепот сотен разных голосов где-то на границе моего разума. Въедаясь в барабанные перепонки, голоса сверлили мой череп, сливаясь в единый хор.

— Рано…

— Еще не время…

— Скоро…

— Нет, нет…

— Слабая…

— Еще нет…

— Не сможет…

— Время придет…

— Будет поздно…

— Нет, рано…

— Еще не скоро…

— Время скоро придет…

— Она не сможет…

— Увидим…

— Скоро узнаем…

— Уже скоро…

— Не сейчас…

— Позже…

А потом глаз-планета моргнул. И до того как он вновь открылся, я оказался под ночным небом. Лежа в снегу. Холодно. Не могу пошевелиться. Замерзаю…

Снег начал превращаться в белые волосы. Они стали опутывать меня, извиваясь словно змеи, покрывая все тело… Они мягкие. Теплые. Приятные. Хорошо пахнут… Я услышал озорной смех.

— Не слушай хор, — вдруг шепнул мне на ушко нежный женский голос.

— Хор сломает тебя, — вторил ему детский голос в другом ухе.

— Но мы поможем, — сказал третий голос, скрипучий и жесткий, гудевший эхом от волос, вокруг…

По-моему, мне снилось что-то еще. Но я не помню. Эта херня во сне, она, блять, странная. Мне никогда подобная ересь не снилась. Мне вообще почти никогда сны не снятся. И почему меня преследует навязчивая мысль, что вся эта ахинея имеет значение? Не могу просто выкинуть ее из головы. Не покидает чувство, что все это неспроста. Может быть я схожу с ума?

День начался странно. Мы позавтракали и отправились дальше. И все, в общем-то было хорошо, пока мы не увидели озеро. Которое быстро плыло нам наперерез. Вы когда-нибудь видели озеро, которое плывет по земле?

— Ребят, это что за хуйня такая? — озвучил я мучивший меня вопрос.

— Это озеро, — твердо заявил Говард.

— Да что ты такое говоришь?! — Иллая запрокинула голову. — А мы не заметили!

— Оно… едет? — Кром протер глаза. — Плывет?

— Двигается, — все так же твердо сказал Говард.

— Никогда не видела озеро! — весело прощебетала Флокси. — А все озера двигаются? А почему в нем вода? Это нормально для озера? Озеро это что, большая лужа? А почему оно тогда озеро, а не большая лужа?

Тем временем, озеро почти поравнялось с нами. Из воды, примерно в центре этого мобильного водоема, высунулся перископ. Настоящий, блять, железный перископ. Перископ сделал круг, и уставился на нас… глазом. Моргнул. Погрузился под воду. Вруг озеро забурлило, и на поверхность поднялся батискаф. Настоящий, сука, железный батискаф. Люк на крыше открылся, и оттуда высунулась рыба размером с человека и уставилась на нас. А мы на нее. Рыба. В батискафе. В движущемся озере. Посреди пустоши. А потом рыба отдала нам честь. Плавником. А озеро, как ни в чем не бывало продолжало плыть по земле мимо нас. Когда озеро удалилось от нас на полсотни метров, рыба залезла обратно в батискаф и захлопнула люк. Батискаф погрузился в озеро, а озеро, набирая скорость, совершило поворот и двинулось в ту сторону, откуда мы вошли в пустоши. Мда. И что это спрашивается было?

— Эм… Это все видели? Или мне причудилось? — робко спросил Итани.

— Я видел большую рыбу в железной бочке, — Говард, похоже, был ничуть не смущен произошедшим.

— Давайте просто не будем думать об этом и продолжим путь, — Иллая высказала пожалуй самое разумное предложение. — Это место славится происходящими в нем странностями.

И мы продолжили путь, не возвращаясь к обсуждению этого озера-кочевника.

За остаток дня мы не встретили больше ничего необычного. Не сильно-то и хотелось, честно скажу. Солнце клонилось к закату, а мы продолжали шагать.

— СТОЙТЕ! — вдруг ни с того ни с сего заорала жрица.

Мы резко остановились. И не зря, потому что буквально в шаге от Говарда, шедшего впереди, земля внезапно разверзлась. Весь отряд стремительно попятился от образовавшейся перед нами гигантской дыры в земле. Что реально пугало, так это то, что весь процесс ее образования занял считанные секунды, при этом прошел без единого звука.

А потом из дыры вылезло нечто. Существо представляло из себя полутораметровую пирамиду на сотнях маленьких ножек, быстро перебирая которыми оно ползло по земле. Вся повернутая к нам сторона этой пирамиды состояла из лиц. Обычных, человеческих лиц. На вершине было одно лицо, с треугольным лбом, представлявшим из себя вершину этой лицепирамиды. Под ним ряд из двух лиц, сросшихся друг с другом. Ряд ниже из трех лиц, и так далее. Все эти лица имели разные выражения, они постоянно кривлялись и гримасничали, вращали глазами и асинхронно открывали рты.

— Я! ЛЮБЛЮ! ЕДУ! — прокричала пирамида.

Затем пирамида повернулась к нам другой стороной, тоже состоявшей из лиц.

— У МЕНЯ! МНОГО! РТОВ!

Еще один поворот.

— ЧТОБЫ! ВСЕМИ! ИМИ! УЛЫБАТЬСЯ!

Третий поворот.

— И! НЕ! ТОЛЬКО!

Пирамида сделала полный круг, и теперь все лица на повернутой к нам стороне выражали одну и ту же злобную гримасу. А потом все ее рты заорали. Голову пронзила резкая боль, и лишившись чувств, погрузился в темноту…

Первым что я увидел, придя в себя, была Иллая, старательно накладывающая на меня «Исцеление ран». Как оказалось, от вопля пирамиды сознание потеряли все, кроме Говарда, который тварь и прикончил. Мне однако досталось больше всех, потому что я шмякнулся с высоты Виллампа, на шее которого и сидел. Ну что ж, выжили, идем дальше. Никаких следов дырки в земле перед нами не было. Только кровь и ошметки плоти, оставшиеся от порубленной в капусту пирамидки.