Она все еще смотрит ниже моих бедер, двигая челюстью либо от сдерживаемого гнева, либо от взрывоопасной похоти. Зная Шайло — и того, и другого, поэтому я умираю от желания поддать огня и любоваться, как она сгорает.

— Я пришла сюда не для того, чтобы найти тебя или твой член. Теперь отпусти меня.

— Гребаная лгунья, к тому же очень плохая.

— В смысле?

Ее длинные, теперь темные и тяжелые от воды волосы, шлепают плитку позади нее, когда она снова разворачивается ко мне.

— Хочешь знать, откуда я знаю? — Схватив основание члена, неторопливо поглаживаю его, пока она наблюдает. — Потому что ты не в состоянии смотреть мне в глаза, говоря это. Ты пялишься на моего дружка, как будто хочешь сама его потрогать. Что такое, Шай? Ты этого хочешь?

Она отказывается говорить, но ее сокращающиеся мышцы челюсти и тяжелое дыхание делают это за нее. Начинается второй этап моего плана, и я абсолютно уверен, что не упущу возможность.

— Ты когда-нибудь трогала проколотый член, Шайло?

Когда она качает головой, я убираю руку с гладкой плитки рядом с ее ухом и расстегиваю крошечные жемчужные пуговицы на передней части ее рубашки. Направляя ее руку к моему мальчику, потираю подушечкой ее большого пальца стальную штангу, бегущую вниз по нижней части головки. Девушка дергается от прикосновения и пытается отдалиться, но так просто ей не уйти.

Я борюсь с оргазмом, помогая ей ласкать мою длину. И вот так, своей рукой, которая направляет ее ладонь, я двигаюсь в медленном ритме, от которого раздваивается в глазах.

— Кэри, — стонет она. Ее веки трепещут, когда я увеличиваю темп.

— Не останавливайся, — гаркаю я с бешено мчащейся по венам кровью. Продуманные мысли вылетают в трубу, когда я засовываю руку ей под лифчик и сжимаю груди.

Господи Иисусе, я совсем ебанулся. Я должен все держать под контролем, но Шайло так вдохновленно меня терзает, что я, блять, абсолютно не контролирую свою речь. Бессвязные слова, смешанные с проклятиями и стонами, наполняют мои уши, и я уверен, что все они исходят от меня.

Прежде чем еще какая-нибудь мысль затуманит мой разум, яйца сжимаются и заряд электричества ударяет по основанию позвоночника. Контроль потерян. Я сейчас кончу на ее условиях.

Черт возьми, опять!

Член утолщается и пульсирует в ее руке одновременно со вспышкой яростного гнева. Приоткрыв глаз, я ловлю полуулыбку на ее лице, как будто она владеет гребаным миром.

Не сегодня, милочка.

С гортанным рычанием я отрываю ее руку и хватаю за шею сзади.

— Какого хрена? — Она несколько раз моргает, выбитая из похотливого транса.

— Ты больше не управляешь шоу, дорогуша. Теперь я решаю, кто его достоин, а кто нет. Угадай, в какой категории оказываешь ты? — я говорю как мудак, но по-другому с ней не могу. Как обычно, она вытаскивает из меня все самое плохое.

Шайло руками отталкивается от мокрой плитки, чтобы отодвинутся.

— Держись от меня подальше. — Сжав вместе концы своей изодранной рубашки, она хватает мое полотенце и выбегает из душевой.

Как только она уходит, я вонзаю кулак в плитку с треском, который еще больше меня распаляет. Я позволю ей успокоиться, а потом извинюсь. Не за то, что сделал. Потому что собираюсь делать это снова и снова.

А за потерю контроля.

Контроль — это все что у меня есть, и я не могу позволить ей забрать его у меня. Снова.

ГЛАВА 20

Шайло

«Теперь я решаю, кто его достоин, а кто нет. Угадай, в какой категории оказываешься ты?» — вращаются в моей голове слова Кэри, пока я в слезах сворачиваюсь калачиком в углу дома у бассейна. Сама не знаю, почему выбрала именно это место. Полагаю, из-за его символичности. Разве люди не возвращаются на место своего преступления?

Сегодня я всего-то хотела убедиться, что с ним все в порядке. Черт возьми, я в кое-то веки пыталась поступить правильно. И точно не ожидала, что обнаружу его нагишом с выставленными напоказ причиндалами.

Я хотела его. Господи, как же хотела...

Как завтра находится в центре и смотреть ему в глаза? Не уверена, что смогу это пережить. Как вести себя с ним?

Он никогда так не говорил, но неуверенность в себе одерживает верх над логикой, громко заявляя, что Кэри оттолкнул меня из-за шрама. Отметина — мое пожизненное наказание. Потому что в момент, когда ложь произнесена, уродство клеймит твою душу и навсегда определяет твою судьбу.