«…Лев Борисович Каменев жил на Песках, на одной из Рождественских улиц, ближе к Таврическому саду, в квартире просторной и пустоватой. В комнатах, выходивших в прихожую, и в самой прихожей по стенам стояли голые диваны, служившие для ночёвок партийных товарищей, приезжавших на время в Питер, или припозднившихся питерских из заневских районов. Здесь каждую ночь толклось множество народу.

Владимир Ильич Ленин

Отсюда было недалеко до Таврического дворца, где заседал Петроградский Совет, в работу которого он немедленно включился, войдя в большевистскую фракцию. Не так далеко было и до редакции возобновлённой «Правды». Каменев был введён в редакцию «Правды» Русским бюро ЦК вместе с его товарищем по сибирской ссылке, членом бюро ЦК – Сталиным. Эти двое, в сущности, и заправляли газетой.

Каменев с женой Ольгой Давыдовной ждали Раскольникова, были одеты, готовы ехать. Но ждали и ещё кого-то, кто должен был подойти ещё раньше, однако задерживался. Каменев нервничал, не опоздать бы на вокзал, железнодорожники обещали подать специальный поезд для петроградской делегации встречающих…

В одной из дальних комнат происходило многолюдное совещание, время от времени оттуда выскакивали возбуждённые люди, искали Каменева, перекидывались с ним двумя-тремя фразами и снова исчезали в недрах квартиры.

И. В. Сталин

Вышел в прихожую Сталин, небольшого роста сухорукий грузин, тоже о чём-то переговорил с Каменевым. Двинулся было обратно во внутренние покои, но, заметив Раскольникова, приостановился, как бы подумав о чём-то, неспешно подошёл к нему. Со Сталиным знаком был Раскольников через «Правду», приходил туда к Каменеву или Молотову, с которыми связан был ещё по довоенной «Правде», доставлял им новости из Кронштадта, и всегда при их разговорах присутствовал этот молчаливый грузин. Он никогда ни о чём не спрашивал, не делал никаких замечаний, не давал указаний, Фёдор тоже его ни о чём не спрашивал, ни о чём не просил, хотя знал, что он имеет вес и влияние и в редакции газеты, и в ЦК.

– Как дела в Кронштадте? – спросил Сталин.

– Не хватает активных работников, – сказал Раскольников. – Нас пятеро в партийном комитете. У каждого свои задачи – газета, партшкола, работа в Совете. Но сейчас главное – агитационная работа в частях, а на это сил недостаточно. Главный агитатор у нас Семён Рошаль, мы его освободили от других обязанностей, он каждый день объезжает корабли, казармы, мастерские, оратор он прекрасный, но он один.

– Хорошо, – помолчав, сказал Сталин. – Пожалуй, я вам товарища Смилгу направлю. Опытный товарищ, старый партиец…

Подбежал Каменев.

– Всё, больше ждать не можем. Едем! Ещё найдём ли извозчика?..

Вышли на улицу.

На Рождественской извозчиков не было. Перешли на Бассейную – и тут же, за углом, увидели свободный экипаж. Уселись – и Каменев успокоился, повеселел.

На улицах было немного народу, экипаж попался удобный, лошадь хорошая, ехали ходко, к редактору «Правды» вернулось обычное его благодушное настроение, он сделался разговорчив…

– Представьте себе, они-таки проехали через Германию – чистая авантюра! Воображаю, какой вой поднимется в кадетской печати – завтра же, когда это выяснится для публики. Истинно, нужно быть Ильичом, чтобы на такое решиться.

– Как это им удалось?

– Понятия не имею! Увидимся с ними – узнаем.

Каменев помолчал. Потом засмеялся, вспомнив что-то весёлое:

– Вы, Фёдор Фёдорович, кажется, не встречались с Ильичом?

– Нет.

– Что ж, приготовьтесь: вас ожидают сюрпризы. Ильич вас поразит. Вам, писателю, особенно полезно будет с ним познакомиться. Вы интересуетесь, насколько я могу судить по вашим очеркам о Робеспьере и Бабефе, историческими персонажами подобного типа. Чего же лучше? Ильич – уникальный объект для изучения. Его плохо знают, – Каменев опять рассмеялся. – Сказать вам, как мы встретимся? Я имею в виду себя и его. Мы старые друзья, не виделись много лет. Конечно, обнимемся. Но первыми его словами, обращёнными ко мне, будет брань. Да, зубодробительная разносная критика. Бесцеремонная и бескомпромиссная.

Откинувшись на спинку сиденья, он весело смеялся, представляя себе, должно быть, эту сцену.

– Брань – первым делом!

– Почему брань? За что? – спросил Раскольников.

– Есть за что. С его, понятно, точки зрения, – с удовольствием продолжал Каменев, смеясь. – Во-первых, за последние статьи в «Правде», в которых изложена позиция относительной поддержки Временного правительства. Это, разумеется, не может быть согласно с его позицией. Во-вторых, за то, что мы опубликовали лишь первое из его четырёх «Писем из далека», и то с купюрами, остальные отложили.

– А почему отложили?

– Разве вы их не читали? По-моему, вы их читали в конторе «Правды»? – вопросительно уставился Каменев на Раскольникова.

– Читал.

– И что же, по-вашему, их можно было печатать? В том виде, в каком вы их читали? – Каменев с любопытством ждал ответа.

– Не знаю, – неуверенно заговорил Раскольников. – Мне показалось, что там развивается тема первого письма, не совсем, правда, понятно, куда автор клонит, к чему в конце концов придёт, но ведь обещано пятое письмо…