Блудов придавал вопросу о народном образовании важное значение, считая его самым значимым для России, государственным делом. По свидетельству его дочери Антонины Дмитриевны Блудовой (1813–1891), отец неоднократно обсуждал проблемы народного образования на заседаниях Государственного совета [203] . Его волновал вопрос: «Кому должно быть вверено первоначальное обучение народа?» [204] . С него Блудов начинает «Записку о первоначальном обучении народа». Для самого автора ответ был очевиден: по праву оно может быть вверено духовенству. Рассуждая об эффективности народного образования, Блудов обращал внимание на психологические факторы. Он писал, что у народа существовало «особенное воззрение на грамотность. Грамота для народа есть дело, в некоторой степени священное: она есть дверь, отверзаемая к уразумению божественного писания. Книжная мудрость» [205] .

Блудов тонко отметил, что крестьяне и купцы охотнее отдают детей на обучение к священнику, которое находится намного ближе [206] , а не в казенное училище. В любых селах и городах в доме священника можно найти маленькие школы грамотности. Каждый крестьянин был готов платить пять рублей в год за обучение своего сына у священника или дьякона. Немного дешевле стоило обучение у дьячка. Когда совсем не было средств, то обращались к «отставному солдату или своему брату крестьянину» [207] . Данное свидетельство Блудова тем интереснее, что он, являясь крупным помещиком, владельцем имений в нескольких губерниях (Смоленской, Вологодской, Самарской, Казанской) знал психологию крестьян не понаслышке.

Блудов поставил вопрос перед Государственным советом о мерах, которые необходимо предпринять, чтобы к сельскому учителю в казенном заведении пошел учиться простой народ. Для этого предстояло подготовить самого учителя, отвечающего необходимым требованиям. Предстояло пройти «основательную подготовку», получить знания, которыми он потом будет делиться с воспитанниками. Масштабная постановка Блудовым государственной задачи о развитии народного образования в условиях крепостничества требовала нахождения социальных источников для образования учителей. У Блудова речь шла о тех же крепостных крестьянах, из которых набирались учителя. Но понимание им узости социальной базы и специфики менталитета крепостных крестьян привела Блудова к мысли о необходимости одновременного следования «путем принуждения и соблазна» [208] .

Привлекательность звания сельского учителя виделась Блудову в том, что это своеобразная «дверь для выхода из податного состояния», избавление от рекрутства и телесных наказаний [209] . Вместе с тем, он предлагал оговорить условия «освобождения», ограничив его определенными условиями. Крестьянин должен проработать в звании учителя несколько лет, и только после этого его могли наградить «чином или званием почетного гражданина» [210] . Таким образом, запускался в действие социальный «лифт» по преодолению сословных рамок. Но здесь же, по мнению Блудова, подстерегали сложности в реализации намеченного пути реформирования народного образования. Он понимал, что народ любить учителя не будет, так как «выходцы из низшей среды всегда испытывают недоброжелательство своей прежней братьи» [211] . Крестьянин-учитель тянется к своим, которые его уже не принимают. «Действительное положение учителя никогда не будет соответствовать его мечтаниям» [212] .

Блудов подметил психологические особенности отношения народа к учению и учителю: «Народ сам признает духовенство законным своим учителем» [213] , тогда как казенное учение воспринимается народом больше как житейское [214] .

Блудов не считал, что помещик в состоянии сыграть роль народного учителя в требуемом для страны масштабе. Он отмечал, что иногда помещики выступают в роли учителей. Обычно речь шла о занятиях помещиков лишь «с несколькими крестьянскими ребятишками». Мотивация деятельности – «от скуки» – не позволяла строить на них государственный расчет.

Перечисляя социальные типы учителей, помимо помещиков Блудов выделил сельских писарей (подьячих) и выгнанных приказных и отставных солдат. Последних он характеризовал крайне негативно, поскольку видел в них соединение пороков «лихоимца-чиновника с пороками развратного крестьянина» [215] .

Будучи человеком государственным, Блудов подчеркивал, что народ един, и тот, «кто владеет образованием – владеет народной мыслью». В этом русле консервативная реформаторская мысль искала возможности укрепления российской государственности. Основные опасения вызывала угроза падения нравственности и необратимость печальных последствий. Блудов предупреждал, что, если в народе происходит «нравственное разложение, тогда ничто не удержит государство от гибели» [216] .

Таким образом, «антитеза: европейское Просвещение – русское Православие» [217] , остро обозначившаяся после победы над Наполеоном, привела Блудова к убеждению, что образование должно основываться на «исконно русских началах» [218] , а российское духовенство «есть сила наиболее хранительная в государстве» [219] . Основной целью образования Блудов считал необходимость помочь народу глубже и сознательнее утвердиться в церковном учении. Данный аргумент он считал принципиальным в суждении о том, что обучение народа должно быть вверено духовенству и никому другому [220] . Речь шла о роли духовенства в воспитании светского детства и юношества.

Но если право обучать народ, по мнению Блудова, можно предоставить каждому желающему, то духовенству необходимо «поставить это в непременную обязанность» и дать ему средства для обучения народа. Священники должны получать материальную помощь или жалование за «учительство» и поддержку светского общества. И тогда народ ни к кому, кроме священнослужителей не пойдет [221] .

Важную составляющую системы отечественного образования Блудов видел в женском воспитании и образовании. Именно здесь в деле народного образования открывались неиспользованные русским обществом резервы. Выход из современного положения ему представлялся в открытии женских школ для воспитания дочерей священно церковнослужителей.