Шрифт:
Хотя, чего удивляться, учитывая, какой силой обладал Эрхард изначально. С таким фундаментом, его дикий прогресс, который попросту опровергал любые знания о пути развития, не выглядел чем-то сверхъестественным.
— Я предпочитаю, чтобы меня звали Белым Клыком.
Они сидели друг напротив друга. Их сложно было назвать врагами, невозможно – друзьями, но и просто знакомыми, тоже не назовешь.
Что-то соединяло их судьбы, заставляя пути жизней пересекаться вновь и вновь.
– Как Лита и Эрия? — спросил Хаджар.
Маленькая девочка со шрамами, которые остались после того, как бедуины Моря Песков пытались взять её силой. И если бы не поднятый из небытия не мертвый, но и не живой, потерявший разум и душу — Белый Клык, Последний Король Эрхард, то кто знает, чтобы с ней стало.
Эрия, её мать, лишившаяся сил фейри, вряд ли смогла бы спасти свою ненаглядную.
– Эрия торгует чаем, — Эрхард отзывался о тех, кого он оберегал на протяжении нескольких лет, с большим теплом. — Лита выросла, вышла замуж за трактирщика и теперь готовит самый вкусный эль, который я когда-либо пробовал.
– Это хорошо, — облегченно вздохнул Хаджар. – хорошо, что у них простые, достойные жизни.
— Да, — Эрхард невольно коснулся рукояти меча. – Они заслужили.
Странно, но несмотря на то, насколько высоко забрался сильнейший мечник прошлых эпох по пути развития, его доспехи и меч были “лишь” Императорскими артефактами.
Хотя, возможно, Хаджару так, казалось, лишь потому что он привык к Божественным артефактам настолько же, насколько к листьям к деревьям.
То, что раньше казалось недостижимой роскошью, которая равнялась по ценности Великим Героям, теперь уже… выглядела не так критично, как те же самые Великие Герои.
Да и таким, как Эрхард, скорее всего, было без разницы, что использовать — Божественный Артефакт или Императорский. При подобном количестве силы разница между двумя этими уровнями становиться несущественной.
Что же до артефактов сильнее и могущественнее, чем Божественные, то если такие и существовали, то отыскать их можно было лишь в Чужих Землях или где-нибудь в стране Бессмертных.
И, кстати, Эрхард, судя по всему был достаточно силен, чтобы отправиться туда -- в земли, которые до сих пор заставляют Хаджара просыпаться в холодном поту.
– Ты не выглядишь таким уж удивленным моему визиту.
Хаджар вздрогнул.
Эрхард приподнял правую бровь.
– Я не первый, мечник, кто пришел к тебе сюда.
– Не первый, – отрицать очевидного не было никакого смысла. – но, надеюсь, последний.
Эрхард промолчал. Вместо слов он отстегнул ножны и положил их перед собой. После чего взмахнул рукой и на них появилось две пиалы, в которые, вскоре, Последний Король наливал из глиняной бутыли ароматный эль.
Затем, обеими руками взяв пиалу, он протянул её Хаджару. С низким поклоном головы предлагая попробовать напиток.
Так, сейчас, наверное, уже никто не делает. Даже демоны не показывали столь отточенной, но при этом будничной куртуазности.
Все же, Эрхард жил в весьма древние времена. Еще тогда, когда не было региона Белого Дракона и Алого Феникса.
Если задуматься, то его возраст, несмотря на сон, длившийся сотни эпох, был достаточен, чтобы причислить Последнего Короля к Древним.
Все же, он жил еще даже до рождения Пепла – самого могущественного и старейшего из ныне живущих Бессмертных.
– Это действительно лучший эль, – Хаджар облизнул губы и поставил пиалу перед собой. На землю. – который только можно отыскать.
Эрхард чуть улыбнулся и на вздохе протянул:
– Под светом Ирмарил.
– Что?
Хаджар помнил это слово – Ирмарил. Так, раньше, сотни и сотни эпох назад, называли солнце и поклонялись ему, как богу. Богу, который стоял даже над Яшмовый Императором. Но, в отличии от последнего, никогда не вмешивался в дела мирские. Лишь дарил жизнь, в своей неустанной погоне за прекрасной возлюбленной – Миристаль.
– Раньше, в мое время, так говорили – не найти лучше под светом Ирмарила, – Эрхард запрокинул голову и обратил взор к небу. Звезды, несмотря на то что солнце уже поднималось над восточным горным хребтом, название которого Хаджар все забывал выяснить, пока еще светили на черным, ближе к западу, небосклоне. – Когда я очнулся – тогда, у стен Сухашима, первым, что я увидел, Хаджар, было ночное небо.
Хаджар помнил тот вечер, когда они сражались. Если так вообще можно было назвать произошедшее.