Изгой среди демонов, полукровка, у которой не было ни прошлого, ни будущего, единственная цель которой – спасти сестру, закончилась в том месте, которое могло бы стать им обеим домом, но не стало.

Тропа лежит средь зла и слёз,

Дальнейший путь не ясен, пусть,

Но всё же трудностей и бед

Я, как и прежде, не боюсь.

Два воина, которые сражались всю свою жизнь потому, что так встали звезды; потому, что так расставили фигуры кто-то другой, более древний, могучий или имеющий власть.

Неспособные скинуть с себя эти оковы, они могли лишь голодным псами рычать и пытаться сорвать с себя ошейники.

Ошейники, надетые судьбой.

И, может они не любили друг друга в том смысле, в котором было бы понятно обычным людям. Но они не были обычными, а что бы понять, что их связывает, кроме красного платка, связавшего запястье, у них будет еще цела жизнь.

Жизнь, длинной во все время мира.

Не важно, что врата узки,

Меня опасность не страшит.

Я – властелин своей судьбы,

Я – капитан своей души.

Когда танец остановился, Хаджар снял браслет со своего запястье и протянул Аркемейи.

Они так и не разорвали зрительного контакта.

Охотница надела его, а затем протянула свой Хаджару.

Тот зубами завязал его правой руке.

После этого они продолжили танцевать.

Почему?

Потому что ничего не изменилось.

Кроме того, что никто из них не знал, что к деревни приближается…

***

Тот, кого звали Белым Клыком все ближе и ближе подходил к тому месту, которая указала Азрея.

Хаджар Дархан будет сражаться в этой войне. Он встанет под флаг Последнего Короля. Он даст присягу Эрхарду.

Он сделает это.

Сделает.

Или умрет. Глава 1185

Лежа на кровати, в шкурах зверей, Хаджар смотрел на потолок хижины. Простые доски, сколоченные таким образом, чтобы зазор между щелями не превышал половины ширины от женского мизинца.

Казалось бы — зачем. Ведь через такую щель будут дуть ветра, уходить тепло, а может и проливные дожди заставят протечь даже самую справную крышу. И то, что незнающему человеку покажется глупостью, не является таковым для обремененного знанием.

Дерево, оно не камень – подвижное. В одну погоду оно расширяется, в другую – становиться суше. И все это надо предусмотреть при строительстве дома.

Хаджар вытянул вверх ладонь. Так, словно хотел коснуться низкого, но, все же, неблизкого свода.

Когда в последний раз он вот так лежал и размышлял о чем-то, что не было связано с постоянной борьбой за выживания, высокими целями, войной или путем развития.

Может тогда, очень давно, когда он лежал в холодных, белых стенах больницы в мире Земли. Его темница, которая отличалась от той, в которую его бросил Примус, лишь тем, что было просторнее и кормили исправней.

Но, стоило только повернуть голову, как из окна открывался вид на кипящий жизнью город, раскинувшийся где-то за холмом и лесом, его окружавшим.

Мистичный и таинственный; молодой, но уже успевший пережить множество трагедий.

Хаджар всегда любил тот город.

И теперь, спустя век, как и в том, казалось бы, ныне чуждом ему мире, он вновь повернул голову направо.

Она улыбалась.

Темные волосы разметались по шкурам и закрыли половину белокожего лица с румяными щеками и алыми губами. Она свернулась калачиком, и теплым котенком прижалась к нему, лианой оплетя тело.

Её нога лежала где-то среди ног Хаджара, её рука лежала у него на животе, а прелестная голова — на плече, чуть ближе к груди.

Он боялся пошевелиться.

Чтобы не разбудить.

Она так сладко спала. Мирно и спокойно, тихо и мерно дыша, видя сны без сомнения прекрасные и самые вожделенные.

Хаджар был в этом уверен.

Почему?

Ну, в конце концов, ведь это он оберегал её сон.

Хаджар вновь посмотрел на потолок. Ему было хорошо и спокойно. Так хорошо и спокойно, как не было, пожалуй, никогда за всю жизнь. И, как оказалось, для этого не надо было многого. Просто немного тепла рядом.

Аркемейя…

Почему-то Хаджар никогда не задумывался, насколько ему нравилось звучание этого имени. Одновременно мелодичное, но то же время острое, как кинжал и свистящее, как стрела.

Он провел пальцами по её шелковым, мягким волосам. Ему не хотелось зарыться в них лицом и заснуть, как пели об этом романтичные менестрели и барды.

Нет. Ему хотелось взять их, нежно, но крепко, и сберечь. Сберечь от всех невзгод и ненастий.

Простое желание, которое, возможно, не присуще воинам, идущим с гордо поднятой головой по пути развития. Но выбирал ли Хаджар свой путь воина?