– Тан, – хныкнула я.

– Считаешь, это плохой способ oтпраздновать пересечение?..

– Отличный.

– Я люблю тебя, Синеглазка.

***

Ночью мне не спалось, но я лежала тихонечко-тихонечко, чтобы не мешать Тану. Слушала как трещат в камине догорающие поленья, как стонут во сне стены нашего молодого дома и как шелестит за окном первый снег. Улыбнулась, предвкушая реакцию мужа. Всю неделю он только и говорил, что о снеге.

Хотя нет,так было с самого начала. Как только наша «Серенада» пришвартовалась у Красногоpской пристани, и мы впервые за несколько недель ступили на твёрдую землю, Тан с удивлением втянул остро пахнущий скорым летом воздух и пробормотал:

– Нет, холодно, не спорю. Но снег? Синеглазка, признайся, что ты мне всю дoрогу сяку на уши накручивала, когда рассказывала про здешие зимы.

– Пoгоди, осень придёт, – успокаивающе похлопала я и потащила мужа в город.

Я отправила Эстэри письмо из последнего большого порта,и всю дорогу гадала, как она меня встретит. По шее, наверное, надаёт (не то чтобы я не заслужила), накричит. Или, может быть, обнимет. А я попрошу прощения и совру, что тысячу раз пожалела о том, что тогда сбежала,и только потом, когда эмоции от чувств улягутся, когда мы обменяемся новостями, обнимемся, pасплачемся, наорем друг на дружку и снова обнимемся, я расскажу о том, что чувствую на самом деле.

Скажу, что мне жаль, потому что я уехала, ничего толком не объяснив. Извинюсь за то, что не писала. Поведаю всё-всё о том, как я жила и, наконец, признаюсь, что если бы мне позволили выбирать, я бы поступила точно так же, потому что только этот путь мог привести меня к Тану.

Кстати, в неспешную жизнь Красногорья муж влился, как родной.

– Устал от суеты, – признавался он.
– Всю жизнь бежал куда-то, а потом вдруг выяснилось, чтo не в ту сторону. Спасибо, что привезла меня сюда, Синеглазка.

– Спасибо, что поймал.

Не представляю своей жизни без него. Не представляю, что бы я делала, если бы Тан не догнал меня той жаркой ночью в Кауле. И представлять не хочу, если честно.

Эстэри встретила меня слезами. Пыталась дотянуться, чтобы дать мне подзатыльник, но на середине пути передумала, расплакалась, потёрлась своими веснушками о рукав моего платья, а потом сообщилa новость, мимо которой и слепой бы не прошёл:

– А мне рожать в конце месяца. Хорошo, что ты приехала, с детьми поможешь…

И закричала, перекрикивая шум свежего весеннего ветра:

– Кэ-эй. ейка приехала! Напиши маме, ради Живой воды, что в этот раз мы без неё обойдёмся.

– В этот раз? – охнула я и осторожно потрогала огромный, как купол Храма живот Эстэри. – И сколько их у тебя?

– Пока двое, – улыбнулась сестра.
– Мори и Айна… А вы? – Она пристально посмотрела на возвышавшегося за мною Тана.
– О детках не думали ещё?

По-моему, я покраснела, потому что после того, как мы в последний раз с Таном думали о детях, мне неделю было стыдно из каюты выходить.

– Мы работаем над этим вопросом, - весомо обронил муж и, завидев появившегося на пороге дома Кэйнаро, пошёл здороваться с «ещё одним родственничком».

– Ещё одним? – вскинула брови Эстэри.

– Всё потом. Давай лучше отправим кого-нибудь на пристань. Там Бес разгрузкой руководит,и что-то мне подсказывает, что от помощи он не отказался бы.

За годы моих путешествий Красные горы изменились. На месте сгоревшего особняка бывшего градоначальника появилось трёхэтажное здание с огромными окнами в человеческий рост.

– Криминальное училище, - как объяснила мне Эстэри.

Помимо училища появился в Красногорье и девичий пансион – не такой большой и популярный, но сестра говорила, что нескольких учениц они уже выпустили.

– Я раньше сама учила, а теперь не могу.
– Подержалась руками за свой гигантский ивот. (Морги, даже думать не хочу, как этот огромный ребёнок, который шевелится и бьёт пяткой меня в ладонь, станет оттуда выбираться). – Так что если тебе будет нужна работа…

Ой, чур меня! Только не это!

– Спасибо, Эри, но какая из меня учительница? азве я могу научить чему-то хорошему?

Эстэри загадочно улыбнулась и покачала головой.

– Я не думаю, что ты можешь научить плохому.

– Откуда тебе знать? Может я изменилась за эти годы.

– Рейка, конечно изменилась! – расхохоталась она и мягко обняла меня за плечи.
– Но не к дурному. У дурных людей не бывает такого ясного взгляда.

Я чуть не расплакалась. За эту её безмерную веру в меня, за мягкий нрав, за то, что она просто такая. С самой первой ашей встречи и до сего дня. Я наморщила нос, чтобы не расплакаться и пробормотала, обнимая сестру в ответ: