Шрифт:
Не понимаю.
И пожалуй, слишком многого не понимаю, чтобы не быть чужой.
Вещи.
Драгоценные вазы и шкатулки из малахита. Резные доски для игры в ши.
Меха.
Ковры из шелка, каждый – настоящее произведение искусства. И я замираю поневоле, зачарованная. Вот тигр в тростнике, и его полосы сливаются со стеблями тростника. Он, в зависимости от того, откуда смотреть, то скрыт, то явен…
Гора и одинокое дерево роняет розовые лепестки, словно оплакивая лодчонку с рыбаком.
– Тысяча золотых, господин, – голос этот заставляет меня очнуться.
Ковры красивы, но нам явно не по карману.
– …и это себе в убыток, господин… вы же видите, тонкая работа… Ичиро, клянусь своими предками, господин… все мои ковры оттуда…
Шину хмыкнула. Скептически так.
– …они неохотно продают ковры… вы только посмотрите, какой блеск… какая мягкость…
– А то, на каждый уходит несколько лет, а то и десятилетий, – проворчала Шину и, не стесняясь, пощупала край. – Но на Ичиро никогда не используют синюю нить. А еще серебряную… у них особый отвар для шелка, чтоб блестел, а тут – явно с серебряной нитью мешано, вот и выходит… им цена – пара сотен, не больше. Да и Ичирские ковры на рынок не носят. Их везут на дом к тем, у кого хватит денег купить…
Говорила она тихо и для меня, но была услышана.
Рябь прокатилась по шелковому морю, и дерево изогнулось, сыпанув горсть мелких лепестков, и две девы в пышных платьях искривились. Их уродливые для меня белые лица превратились на мгновение в ужасные маски, но…
– Подите-ка сюда, любезный, – этот голос пророкотал откуда-то сверху, с помоста, на котором восседал торговец коврами.
На помосте этом остались смятые подушки и четырехугольная тарелка с сушеными кольцами кальмара. Высокий кувшин с водой. Босоножки-обо, расшитые серебряной нитью.
Тихо ахнула Араши.
И покачнулась Шину, позабывши про недавнюю свою уверенность. Пальцы ее вцепились в мою руку, сдавили, будто бы рука эта вдруг стала единственной ее опорой в нынешнем жестоком мире.
А из-за шелковых стен показался человек…
Человек ли?
Высокий, куда выше торговца, который шел следом, горбатясь и явно стараясь казаться ниже. Набеленное лицо его кривилось, делаясь похожим на лица шелковых дев. Правда, помаду он не использовал, а вот брови нарисовал двумя черными точками. Темные волосы торговец зачесал гладко, скрутив на макушке гулькой, в которую воткнул две белые спицы.
Темное кимоно его было роскошно.
Куда роскошней простой одежды покупателя. Да, определенно высокий… метр восемьдесят? Или еще выше? Загорелый. И рыжеволосый. Волосы, главное, длинные, и он заплел их в косу, повесив для тяжести с полдюжины ракушек.
В черной куртке, наброшенной на плечи.
В темной рубахе и кожаных штанах, украшенных серебряными заклепками. Высокие сапоги. Пояс с теми же ракушками. И нож внушительных размеров.
Незнакомец был явно чужд этому месту.
– Женщина, – он дернул ухом, и я обратила внимание, что ухо это крупновато и чуть заострено, – я слышал твои слова. Повтори их ему.
Он говорил столь властно, что Шину подчинилась.
Правда, ныне ее голос звучал тихо и виновато. С каждым словом торговец мрачнел все больше.
– Глупая женщина! – не выдержал он, вскидывая руки. – Пусть боги поразят гнилой твой язык заразой, если ты смеешь так говорить, будто я лжец! Тамаши из рода Черного камня никогда не обманывал своих покупателей…
А вот этого Шину стерпеть уже не могла.
– Не тот ли Тамаши, – спросила она твердо, – про которого муж рассказывал, будто он продал сорок полотняных простынь как шелковые? А шелковые сгноил и, когда шелк пошел дырами, велел жене и дочерям дыры латать и…
– Замолчи! – взвизгнул торговец.
А рыжий, наблюдавший за сценой с явным интересом, хмыкнул.
– Или, может, это тот Тамаши, которого называют Злокозненным, поскольку ни одна проданная им вещь не стоит своих денег… господин хоть и тьеринг, но не глуп. А потому пусть купит ковер, уплатив за него столько, сколько просит Тамаши, но при пятерых свидетелях. Затем же господину стоит отправиться с ковром и свидетелями ко двору Наместника. И если его исиго подтвердит, что ковер соткан на острове Ичиро, то я поздравлю господина с удачной сделкой.
Она приложила руки к груди.
– Болтливая курица! Я скажу твоему мужу, чтобы он побил тебя палками!
– Ее муж умер, идиот, – не выдержала Араши. – А если кого и бить, то тебя…
– Погоди, девочка. – Рыжий выставил ладонь. – А ты, женщина, продолжай. Я не знаю ваших обычаев…
– Если исиго скажет, что ковер не с острова Ичиро и, стало быть, Тамаши обманул господина…
Шину старательно не смотрела на рыжего. Взгляд ее был устремлен под ноги, а пальцы на моей руке мелко подрагивали.