Словно подтверждая предположение Тараса, в этот момент за закопченными окнами корчмы раскатисто прогремел гром.

– Боже сохрани! Да я ж никому! Наслушаешься тут в корчме разного…

– Не верю я в эти байки, – уже с серьезным видом заключил Тарас. – Сильно много вреда государству, даже ежели кровь проливать не будут.

И все ради мужицкой воли? Нет, браток, бойка будет не на шутку. А нам бы с тобой хорошо было, кабы француз москаля побил, в Москву ушел, да и сам не вернулся.

– Ай, как же хорошо послушать разумного человека! А что пан думает про мой откуп? Я ведь казне до конца года уплатил. Оставят мне откуп?

Тарас, освоивший роль «эксперта», высказался и по этому поводу:

– Я так полагаю, что любая власть, одно ж, от горелки кормится. И коли новая власть будет, она перво-наперво горелочные котлы пересчитает. И новый откуп тебе назначат.

– Я же стану после этого совсем нищим! – всплеснул руками корчмарь. – Что же мне делать? Мне останется только выходить на дорогу просить милостыни!

– Ты лучше попроси совета у умного человека, – сказал ему Тарас, окончательно вжившийся в роль.

– Будь ласков, уважаемый, научи, что делать! Шмуля Михельсон всю жизнь тебе будет благодарен!

– Не мне тебя, еврея, учить. Французы эти, и немцы всякие, они же не знают, что у нас почем, и деньги у них должны водиться – в дальний поход без денег нельзя – так что ты найдешь случай выгодный гандель сделать. А самое выгодное дело сейчас предложу. Сам бы занялся, да не могу, служба.

Тарас, отхлебнул пива и, с полминуты настороженно подержав его за своими румяными круглыми щеками, продолжил, понизив голос:

– Мы с Амиром, когда с теми конными разминулись, после набрели на поляну, где они ночевали. Так вот, когда я их отхожее место, эту их подливку увидел, – Тарас поморщился, – сразу сообразил, как можно потратить грош, а заработать злотый.

Корчмарь хлопал глазами, нервничая оттого, что до сих пор не понимает своей выгоды, стало быть, теряет коммерческое чутье? Тарас не стал ходить вокруг да около, а сразу выложил коммерческий план:

– Такое отхожее место у них оттого, что воду пьют самую гадкую, только что не из гнилой лужи. Их же сюда пришло – мильен, на всех чистой воды не хватает. А у тебя родник прямо за корчмой. Возьми свою самую большую бочку, налей родниковой воды, запряги коня и езжай на дорогу, только не милостыню просить, а воду солдатам продавать ковшами. Полагаю, в жаркий день ты дармовую воду в звонкую монету будешь превращать, как тот апостол камни превращал в хлебы.

Шмуля, почесывая шею и что-то в уме подсчитывая, пробормотал:

– А ежели в бутылках продавать, а лучше во флягах, да брать еще за флягу… Эй, Давид, неси-ка сюда для дорогих гостей вина самого лучшего, лаконского, да кликни Веронику! Это хороший гандель, уважаемый, очень хороший! Мне тебя Бог послал! То, что еврей не смог придумать, может придумать только вумный поляк!

Тарас, перед которым поставили чарку греческого вина, в несколько глотков осушил ее, вытер усы, и, наконец, вспомнил о деле, ради которого они с Амиром и появились в этой корчме. Здесь их могло ждать известие от пана Константина. Предполагалось, что где-то в этих воложинских лесах должны собраться шляхтичи, готовившие выступление в поддержку Наполеона, а возглавить их должен был Михал Радзивилл, генерал варшавского войска. Верно это или нет – не знал и сам пан Константин, надеявшийся прояснить что-то при встрече с эмиссаром из Варшавы, но, как известно, из-за вмешательства Тарлецкого ничего не прояснивший. Если бы пан Константин был неподалеку, он бы оставил весточку и дальнейшие указания для своих слуг здесь, в Гировичах.

Однако корчмарь Шмуля о пане Константине и каких-то прячущихся в здешних лесах шляхтичах, кроме одного пропившегося шарачка, задолжавшего ему тридцать злотых, ничего не знал. Стало быть, старосаковичским чашнику и ловчему путь лежал дальше, в следующий назначенный паном пункт – в самый Несвиж.

А перед неблизкой дорогой следовало как следует подкрепиться и отдохнуть, тем более, что дождь лил не переставая.

В корчме появилась красивая молодая женщина в слегка полинявшем, но чистеньком розовом платьице городского покроя, украшенная дешевыми бусами и искусственным румянцем на осунувшихся щеках, скромно остановилась у дальней стены заведения.

– Я знаю, как мне тебя отблагодарить, уважаемый, – улыбаясь, заговорил корчмарь, – Я вижу, вы давно в дороге, без женки или подруги, верно, соскучились… А у меня для вас вон какая пригожая девка есть.

Чистая еще, только третьего дня сюда прибилась. Солдатская вдова, Вероникой зовут. Ежели пану угодно – ступайте с ней, все за мой счет!

Тарас, бросив на женщину короткий взгляд, достаточный, тем не менее, для того, чтобы уловить в нем оттенок смущения, покачал головой.

– Нет, что-то глаза у ней какие-то сумотные. Я уж как-нибудь дотерплю до дома, у меня жена хорошая, молодая. А ты принеси-ка мне лучше еще того, «конского» – славное вино!

– Славное, славное! Давид, неси лаконского! – приказал корчмарь подростку, очевидно, своему сыну, и тут же обратился к Амиру: – А что же вы ничего не пьете, пан ловчий?

– А ему вера не позволяет, – ответил за товарища Тарас и добавил, обращаясь уже к Амиру. – Только напрасно ты, страдалец, удовольствия лишаешься. Масульманской верой тебе вино пить не разрешается – вино и не пей, терпи. А про пиво и горелку в твоем Коране ничего не говорится.

– Неси. Келих горелки! – вдруг решительно потребовал Амир. Взгляд его ставших вдруг какими-то масляными глаз был устремлен на Веронику. Он не отрывался от нее даже когда ему принесли водку, которую корчмарь взахлеб расхваливал, будто бы она и второго перегона, и оковитая, то есть очищенная от сивушного масла углем.