По словам Анны Глуховой, образ Спасителя плакал и теперь. Она же сообщила, что у казачки Бирюковой есть еще явленная Владычица Одигитрия, которая в доме у них более ста лет и старинного рукописания [104] .

– Сколь давно находится у нас в доме явленный образ Богоматери, – говорила Маланья Бирюкова, – я не знаю, а слышала от мужа своего, что он был у нас еще при его деде, который лет двадцать умер. Найден оный образ на бухарской стороне, на Синем сырту, в степи, упомянутым дедом, ездившим туда с прочими казаками для отыскания потерявшихся лошадей. Потому что найден в таком пустом, а притом еще и азиатском месте, он признан был за явленный. Чудес от него никаких я не видала, да и прежде, чтоб оные когда были, ни от кого не слыхала. Однако же многие из здешних жителей для моления берут сей образ к себе в дома и временем дают приклад.

Предпринимая решительный шаг, казаки тотчас же подняли образа и принесли их в церковь Петра и Павла [105] . Пока ходили за образами, коноводы недовольных отправили от себя к Дурново попа Михаила Васильева с объявлением, что войско идет пасть к его ногам и просить, чтоб он исполнил высочайшее повеление. В ожидании ответа народ ринулся от дома Толкачева и, пройдя с версту, остановился у Петропавловской церкви. Траубенберг отправил старшину Федора Митрясова для осмотра толпы и определения числа ее. Митрясов донес, что собралось множество казаков и идут вооруженными [106] .

Все говорило о близкой развязке. Траубенберг приказал зажечь фитили и войскам быть готовыми ко всякого рода случайности.

Между тем священник Михаил Васильев скоро возвратился к казакам и объявил, что Дурново обещал дней через десять исполнить их просьбу и приказывал им разойтись по домам. Опасаясь, что Дурново не исполнит своего обещания и дело затянется, казаки вторично отправили к нему священника Михаила, который, встретившись на базаре с отставным казаком Михаилом Усом, просил его сходить к священнику Кирсановской церкви Степану Афанасьеву и пригласить его отслужить молебен по желанию всего народа. Ус исполнил поручение, а священник Васильев, увидя Шигаева, впоследствии деятельного сообщника Пугачева, взял его к себе в товарищи и отправился с ним к Дурново.

– Зачем пришли? – спросил Дурново посланных.

Шигаев, поклонившись в ноги, со слезами просил исполнить все по указу.

– Пусть войско разойдется по домам, и я, конечно, удовлетворю их желание дней через семь, а много через десять.

– Войско просит, – говорил Шигаев, – сделать им эту милость сегодня.

– Нельзя.

– Как же, батюшка, быть? Войско сомневается в этом; не можно ли вам сесть на коня и, подъехав к войску, подтвердить ваше обещание?

– Да, благодарствую, – отвечал Дурново, – может, вы меня же и уходите; нет, ведь я велик у государыни-то!

С этими словами Дурново отошел в сторону, а посланные остались с атаманом Тамбовцевым, старшинами Суетиным и Бородиным. Поп Михаил говорил с атаманом, а Шигаев – с Суетиным и Бородиным. «Шигаев кланялся им в ноги и просил, чтоб они смилосердились; а напротив того, и они ему низко кланялись и называли его именем и отчеством».

– Для чего же вы, – спрашивал Шигаев, – упорствуете и стоите за свои чины и доводите войско до крайности?

– Мы нимало за чины свои не стоим, – отвечали Бородин и Суетин, – и рады теперь же их с себя сложить. Если это угодно войску, то сочтем сие за милость и готовы заплатить 100 рублей, чтоб из беды освободиться.

– Ну так ведь стоит вам, – говорил Шигаев, – только прийти пред войско и принести покорность, так и вся вражда минуется. А ежели вы этого не сделаете, так доведете, помилуй Бог, до кровопролития. Войско теперь не отстанет от своего предприятия, приступит Сергея Дмитриевича [Дурново] просить, а он и генерал не допустят, может, оное до себя и будут палить из пушек. Народ не утерпит, тогда и вы сами знаете, выйдет дело дурное.

– Мы рады с тобой идти и принести войску покорность, – отвечали Суетин и Бородин.

Они отправились к Дурново и Траубенбергу просить позволения идти к войску, но разрешения не последовало, а между тем толпа подошла к Кирсановской церкви, находившейся не в дальнем расстоянии от войсковой избы. Получив и на этот раз неудовлетворительный ответ, казаки, под предводительством сотника Ивана Портнова, «отправились к церкви Божией» [107] и служили молебен, а некоторые из них причащались Святых Тайн.

– А затем, – сказал Кирпичников, обращаясь к толпе, – поступайте, как Бог вразумит.

Поп же Васильев обязывал всех присягой действовать единодушно [108] .

Зная из слов Шигаева, что старшины Суетин и Бородин готовы принести покорность войску, казаки решились на новый шаг к примирению и отправили к Траубенбергу и Дурново казака Аржанова с несколькими товарищами просить, чтобы генерал Траубенберг выехал из города, а старшины Матвей Суетин и Мартемьян Бородин были выданы войску.

– Выдать их в такое самовольное общество мы не можем, – отвечал Дурново.