Шрифт:
– Разве по вас из пушек стрелять, – кричали они Михайлову, – сделали мы уже беду, так бедой и покрывать надобно.
Сотник Кирпичников, судьи Трифонов и Сенгилевцев пытались было успокоить недовольных, но не только не успели в этом, но и подверглись гонению. Кирпичников не один раз был арестован и сажаем на цепь.
– Ты с нами первый был, – говорили ему казаки, – а теперь хочешь поддобриться; так узнай, что у нас никому спуску нет.
Беспорядки дошли до того, что представители власти не имели никакого значения, и та партия хозяйничала, которая была сильнее. Общее и единогласное решение получалось только тогда, когда дело касалось наказания или смены должностных лиц, принадлежавших к согласной стороне, и замены их поборниками народных интересов. Так, по постановлению круга 16 января, гурьевский атаман Федор Бородин был заменен Андреем Чановым, походный атаман на нижних форпостах Нефед Мостовщиков – Савельем Фоминичихиным, а полковник Витошнов – Афанасием Перфильевым.
Среди этих выборов и замены должностных лиц получено было известие, что из Оренбурга отправлены войска и приближаются к Яицкому городку. Постановив не допускать их в свои границы и присягнув умирать друг за друга, войсковая партия выслала из Яицкого городка всю бывшую там регулярную команду, оставив только пушки, и отправила нарочных в Илецкий городок с ордером капитана Дурново начальнику отряда и с просьбой от имени войска вернуться обратно в Оренбург. Зная, что Дурново находится в Яицком городке по высочайшему повелению, что он пользуется известной властью и не подозревая, что силой был вынужден подписать этот ордер, начальник отряда остановился и отправил посланных к оренбургскому губернатору, генералу Рейнсдорпу. Последний, опасаясь, чтобы в Петербурге не осудили его распоряжений, дальнейшим своим поведением мог внушить казакам, что они поступили правильно и невиновны в происшедшей резне. Вместо того чтобы действовать энергически и уничтожить беспорядки в самом начале, Рейнсдорп вступил с присланными в переговоры, недостойные представителя власти. На просьбу казаков не посылать команды он отвечал уклончиво, обманывая себя и их.
– Команды отправлены, – говорил Рейнсдорп, – в предосторожность от заграничных здешних обстоятельств, а не против войска Яицкого. Войско приведено уже по-прежнему в тишину, а происшедший между ними сожаления достойный поступок зависит единственно от высочайшего усмотрения.
Отправив предписание начальнику отряда остановиться в Илецком городке и ободрив казаков, Рейнсдорп, по его словам, сделал это с той целью, чтобы скорее освободить Дурново и чтобы в войске «большего сумнения не имели и от разврата своего тем скорее унимались» [130] .
130
Рапорт Рейнсдорпа Сенату от 25 января 1772 г. // Гос. архив, VI, д. № 505.
Возвращая посланных в Яицкий городок, оренбургский губернатор отправил с ними увещательное письмо войску. «Чрез приезжих из Яицкого вашего городка, – писал он [131] , – получил я оскорбительное известие, что у вас в том городке, по причине междуусобного несогласия, происходит большой разврат и вред, которые заставляют всякого сына отечества и верноподданного ее величества раба тужить и печалиться, в рассуждении того наипаче, что в настоящих многотрудных обстоятельствах таковые чрезвычайные происходят внутри своего государства несогласия, которые натурально отворяют врата ко всему злу. Должно войску Яицкому представить себе: во-первых, страх Божий, потом присягу верности, а в-третьих, добродетель толь славнейшей в свете монархини, которая неутомленными своими трудами изволит о благосостоянии и тишине своих подданных матерински и непрестанно пещись; следовательно, когда до слуха ее величества дойдет сия столь гнусная ведомость [известие], то сколь может опечалить ее священнейший дух! Ежели войско Яицкое, вышед из мрака злобы, войдет хотя в некоторый свет благоразумия и восчувствует высочайшую милость ее величества, которой издревле пользоваться счастие имеет, то я с моей стороны советую и увещеваю, оставя все свои внутренния нестроения, тотчас принять все меры, дабы во оном войске Яицком восстановлена была прежняя тишина и покой, и народ приведен бы был в совершенный порядок и единодушное высочайшей воле повиновение, не допуская увеличиться гневу Божию».
131
В объявлении от 19 января 1772 г. // Московский архив Главного штаба, по аудиторской экспедиции, оп. 93, св. 492.
Рейнсдорп требовал, чтобы войско донесло ему подробно о всем происходившем в Яицком городке; чтоб оно отправило в Оренбург для излечения от болезни капитана Дурново, если он изъявит на то желание [132] , и с ним команду Алексеевского полка; и, наконец, чтоб оно, на своей границе, соблюдало всю воинскую осторожность от внешних неприятелей. «А дабы войско Яицкое, – писал в заключение губернатор, – не имело причины об отправленных отсель войсках иметь сомнения, то я даю знать, что оным велел я остановиться и расположиться в крепостях, принадлежащих Яицкому городку, в рассуждении нынешних заграничных обстоятельств, дабы, в случае нужды, могли содействовать.
132
Дурново давно сам желал уехать, но не мог этого сделать по слабости здоровья. «Что принадлежит до меня, – писал он Рейнсдорпу 22 января, – то нахожусь в превеличайшей слабости и весь изранен: на голове три раны, правая рука порублена, на спине рана копейная [копьем], а сверх того, бит очень больно, так что и подняться с постели не могу. Да и изволите писать, если дела порученной мне комиссии дозволят, не соглашусь ли отправиться в Оренбург, я бы с превеликою радостию поехал для излечения моей болезни, только ныне время очень холодное, а хотя мало будет потеплее, то отправиться не премину».
Итак, с посланным сим нарочно буду ждать того войска Яицкого уведомления, дабы по получении оного мог я по губернаторской инструкции в восстановлении в войске Яицком прежнего порядка, сходные и самому войску Яицкому потребные меры принять».
Войсковая канцелярия не замедлила ответом и через два дня доносила Рейнсдорпу то же, что было изложено во всеподданнейшем прошении, отправленном с депутатами в Петербург. Обвиняя во всем Траубенберга, войско уверяло Рейнсдорпа, что подняло оружие только ради обороны, но теперь оно находится в тишине и спокойствии, что все прежние ссоры и несогласия преданы вечному забвению; что вместо атамана Тамбовцева и прочих старшин для правления в войсковой канцелярии избраны новые лица, по общему войсковому согласию и по приказанию капитана Дурново.
«А хотя из прежних присутствующих двое старшин, Иван Логинов и Мартьян Бородин, и живы остались, но токмо войско на них не полагается, надежды не имеет и сего правления им не вверяет» [133] .
Войсковая канцелярия уверяла Рейнсдорпа, что все войско будет служить верой и правдой; что по границе наблюдается всякая предосторожность; что нижние чины Алексеевского полка отправлены в Оренбург, а капитан Дурново по болезни и холодному времени не может оставить Яицкого городка, «но когда теплый воздух быть имеет, тогда и означенный капитан ехать, да и больных и раненых с собой взять намерен».
133
Рапорт Яицкого войска Рейнсдорпу от 21 января // Московский архив Главного штаба, оп. 93, св. 492. За Мартьяном Бородиным казаки особенно наблюдали; они посадили его в подземелье и почти не выпускали на свет. Бородин получил свободу только с занятием Яицкого городка отрядом Фреймана.
Таким образом, обе стороны обманывали друг друга: войско уверяло, что оно в тишине и спокойствии, а между тем грабило и разоряло дома и имущество послушной стороны, а Рейнсдорп – что он как бы не признает особой вины за казаками в ожидании инструкции из Петербурга.
Между тем, по получении в столице первых известий о волнениях яицких казаков, в совете, учрежденном при дворе императрицы, было положено: отправить из Москвы генерал-майора Фреймана с ротой пехоты в подкрепление посланным из Оренбурга войскам, переменить нынешнее управление войска, уничтожить чины войскового атамана и старшин и, наконец, разделить всех казаков на полки, которые и подчинить ведомству оренбургского войскового начальства.