В денадцать часов дня, 12 марта, Кожин выступил из Нагай-бака, а следом за ним пошел и Ларионов с остальными силами. Подойдя к Бакалам, полковник Кожин был встречен огнем батареи, поставленной в воротах, и потому, сформировав колонну в 200 человек, приказал овладеть ею. Капитан Шепелев повел первый взвод колонны, дошел почти до самых ворот и готов был броситься на орудия, но был убит. Команда его замешалась, повернула назад, а за нею и вся колонна. Мятежники ободрились, но в это время подошел генерал-майор Ларионов и повторил атаку. Батарея была взята, мятежники отступили, и 13 марта Ларионов занял Бакалы с потерею: убитыми 1 офицера, 7 нижних чинов, ранеными 1 офицера и 20 нижних чинов [184] .

В Бакалах Ларионов оставался в течение недели и не предпринимал ровно ничего. Таким образом, прошло почти полтора месяца со дня выступления отряда из Казани, а дело по усмирению края подвинулось вперед весьма немного, и город Уфа еще долго не мог получить никакой помощи. Главнокомандующий был крайне недоволен медленностью и нерешительностью Ларионова. «За грехи мои, – писал Бибиков [185] , – навязался мне братец мой, А. Л., который сам вызвался сперва командовать особливым деташементом, а теперь с места сдвинуть не могу». Главнокомандующий требовал энергических действий и скорейшего наступления к Уфе, а Ларионов ссылался на трудности пути. Он говорил, что и без того узкие дороги, пролегающие среди лесов, завалены снегом и засеками из таких деревьев, «что разрубить их способу нет»; что мосты в самых крутых рытвинах все сожжены и ему приходится ходить окольными дорогами по глубоким снегам, так как для восстановления мостов потребовалось бы слишком много времени.

«Слабость моего здоровья, – прибавлял при этом Ларионов [186] , – время от времени изнуряет меня до того, что я не в состоянии далее командовать. То посему и по ордерам вашего высокопревосходительства, сдав полковнику Кожину все надлежащее с подтверждением крепким о точности исполнения ваших ордеров, намерен под прикрытием чугуевской команды, которую ваше высокопревосходительство повелели возвратить в Бугульму, возвратиться в Кичуй, где у нового явиться вашему высокопревосходительству».

Получив это донесение, главнокомандующий рад был заменить Ларионова другим лицом, и потому, с прибытием 2 марта в Казань Санкт-Петербургского карабинерного полка, в котором находился подполковник Ив. Ив. Михельсон, А.И. Бибиков избрал его, как офицера весьма храброго, способного и деятельного, начальником отряда, назначенного для освобождения Уфы. «Представь, каково эти дни мне, – писал А.И. Бибиков к А.М. Лунину [187] . – Дворянского шефа [Ларионова] принужден переменить со всеми его куртками, а послать Михельсона, – он за болезнию попросился. Я уже и тому рад. Упетал меня сей храбрый герой: не мог с места целый месяц двинуться!»

Ив. Ив. Михельсон начал службу в офицерских чинах в 3-м мушкетерском полку, которым командовал тогда А.М. Бибиков. Участвуя в Семилетней и Турецкой войнах, Михельсон заслужил себе блестящую военную репутацию, был несколько раз ранен и за свои боевые подвиги награжден орденом Святого Георгия 3-й степени.

С назначением его теперь вместо генерал-майора Ларионова отряд последнего был разделен на две части, и полковнику Кожину было приказано передать кавалерию и 300 человек лучших людей Томского полка подполковнику Михельсону, а с оставшейся пехотой и Казанскими уланскими компаниями следовать в Кичуевский фельдшанец [188] .

В два часа пополудни 18 марта подполковник Михельсон с небольшим числом карабинеров, прибыв в Бакалы, застал там Ларионова и принял от него 300 человек Томского полка с шестью полевыми орудиями [189] . Полковник Кожин, дождавшись прибытия из Мензелинска отряда Обернибесова и оставив его в Бакалах для обеспечения тыла Михельсона, сам с остальными войсками 22 марта выступил в Кичуевский фельдшанец [190] .

20 марта двинулся вперед и Михельсон со своим отрядом.

Обложенная со всех сторон Уфа защищалась доблестью своих граждан, распорядительностью коменданта, полковника Мясоедова, и воеводы А.Н. Борисова.

При первых еще известиях о появлении самозванца уфимские жители готовились к обороне и решились не впускать в город мятежников [191] . Обыватели требовали оружия и формировали ополчение. Прибывший в Уфу по торговым делам 23-летний ростовский купец Иван Игнатьевич Дюков явился душою обороны. Мещанство провозгласило его своим предводителем, а дворянство, составив из себя ополчение, избрало начальником своим отставного майора Пекарского [192] ; штатной гарнизонной ротою, отставными солдатами и казаками командовал капитан К.К. Пастухов. В Уфу стекались жители окрестных сел, помещики и духовенство с их семействами. Многие из них становились в ряды защитников, но при всем том силы обороняющихся были незначительны. Они состояли сначала из 200 человек солдат, из 250 человек дворянской роты Пекарского, 150 человек купцов, мещан и казаков под начальством Дюкова и 204 человека отставных солдат и разночинцев, – всего 804 человека. В городе было 40 орудий и при них 58 человек прислуги под начальством воеводы Борисова.

Впоследствии хотя сбором вооруженных помещичьих крестьян численность гарнизона и была доведена до 1650 человек, но и этого было недостаточно по сравнению с числом мятежников, ежедневно усиливаемых прибытием новых сообщников.

Защитники возлагали, впрочем, большие надежды на гористое и обрывистое положение города, затруднявшее атаку открытою силою. Река Белая, на всем своем течении вокруг города, была очищена от льда, и образованные таким образом искусственные полыньи прикрывали с этой стороны доступ мятежникам к городу. Вокруг Уфы были построены четыре земляные батареи и сверх того сформирована одна подвижная из четырех орудий, для усиления, в случае атаки, наиболее угрожаемого пункта.